Выборы в России: как я это видел. Записки политолога

Устименко Сергей Владимирович

Как ни странно, партийно-политическому руководству удавалась высокая мобилизация людей для участия в выборах без выборов. В 1926 году в выборах в Советы участвовало 50,8 % от общего числа избирателей, в 1934 их число увеличилось до 85 %, а начиная с 1939 по 1987 год во всех «выборах» участвовало свыше 99 % избирателей. Современному человеку такая активность может показаться массовым сумасшествием, но на самом деле это не так. Столь высокая активность голосующих достигалась отлаженной системой мер идеологического, организационного, психологического и материального воздействия на избирателей и организаторов избирательного процесса.

Идеологическое

воздействие заключалось в том, что населению, не знающему истинного механизма формирования системы представительных органов, через систему партийной пропаганды настойчиво внушалась мысль о том, что путём «выборов» происходит формирование народных органов власти, что «выборы» – это торжество социалистической демократии. Полная идеологизация всей общественной жизни, фильтрация информации, контроль над СМИ создавали условия для партийной монополии на истину, воспитание у населения слепой веры в правильность всех принимаемых партией решений, в том числе и касающихся выборов.

Партийно-государственные структуры создавали организационные основы выборов: избирательные участки, агитпункты, атрибуты голосования. К этой работе в составе избирательных комиссией и агитаторов привлекалась значительная часть «политически грамотного и морально устойчивого» населения. Существовал жёсткий контроль со стороны органов внутренних дел за списками «избирателей», которые уточнялись путём личной встречи с жителями. Через систему так называемых агитаторов была налажена жёсткая система оповещения населения о времени и месте выборов.

Советские люди, в полной мере познавшие на себе весь арсенал мер репрессивного воздействия органов власти, окутанные в сталинские времена сетью взаимного доносительства, испытывали постоянный глубинный страх того, как бы неучастие в выборах не было расценено властями как протест против советского строя со всеми вытекающими отсюда последствиями. Основания для этого были. Отказников, а узнать о том, кто проигнорировал выборы, было несложно, приглашали в инстанции на разговор: «Вы что против советской власти?!» Потом лишали всяких льгот, бесплатных путёвок в санатории, очереди на квартиру, машину и т. д. Поэтому отказников было очень мало.

Власти стремились к созданию в день выборов атмосферы праздника: музыка, выступление самодеятельности. Голосованию придавали видимость традиции, ритуала, в котором участвует большинство советских граждан, и игнорировать его было ненормально.

В день выборов на избирательных участках специально создавались временные торговые точки, предлагающие дефицитный товар по сниженным ценам. Но сначала надо было проголосовать, затем только приобрести товар. А члены избирательных комиссий получали бесплатное питание и послевыборный банкет, премии, подарки и т. д.

Все эти меры, вместе взятые, приводили к необходимому для партийно-государственной бюрократии результату – почти поголовному участию в голосовании, а тем самым видимости торжества «социалистической демократии».

Поскольку на один депутатский мандат претендовал только один выбранный партийной бюрократией кандидат, то «выбор» «избирателей» заключался в возможности трёх вариантов действия:

не участвовать в голосовании;

участвовать и голосовать за кандидата;

участвовать и голосовать против кандидата.

О неприемлемости для большинства населения первого варианта было сказано выше. Но как объяснить то, что, как правило, избирался второй вариант, почему большинство избирателей голосовали «за» предложенного

им кандидата?

Здесь можно выделить несколько факторов. Во-первых, все формы и средства пропаганды были направлены на этот результат. Во-вторых, несмотря на тайну голосования, у многих людей срабатывал инстинкт самосохранения, требующий – «лучше проголосовать так, как предлагают власти, чтобы избежать ненужного риска». В-третьих, избиратели чувствовали, что настоящая власть находится не у депутатов, а поэтому от их выбора ничего не зависит. В-четвёртых, большинство избирателей не знали ни кандидатов, ни их программ. И, наконец, партийный аппарат стремился к тому, чтобы депутатами были не самые плохие люди. С одной стороны, действовал жёсткий механизм партийно-государственного контроля над голосованием, с другой – смесь страха и безразличия у избирателей.

Только в июне 1987 года впервые в порядке эксперимента были проведены альтернативные выборы в некоторые местные советы по многомандатным избирательным округам и даже в Совет национальностей по одному из округов Ворошиловградской области. У мизерной доли жителей СССР впервые за 70 лет появилась реальная возможность стать избирателями и избирать одного из нескольких кандидатов. Однако этот эксперимент показал, что в условиях авторитаризма выдвижение не одного, а двух, трёх и более кандидатов само по себе не являлось панацеей от аппаратных методов проведения выборов. Инерционное стремление во что бы то ни стало выдержать заданные пропорции представительства в советах различных социальных слоев и групп, устная разнарядка парткомам – кого надо выдвигать, привела к замене прежнего формализма новым.

Результаты «выборов». Выборы без выбора позволяли правящей партии решать следующие задачи: создавать видимость возможности равного представительства в органах власти коммунистов и беспартийных. В действительности выборы позволяли обеспечивать в составе депутатов доминирующие позиции членов КПСС. Приведу некоторые данные. Так, в 1987 году доля членов КПСС среди 2 321 766 депутатов, избранных в состав местных Советов, составляла 43,3 %, а беспартийных – 56,7 %. Но, учитывая удельный вес коммунистов в составе населения, представительство беспартийных в органах власти было в 6 раз меньшим. Причём с повышением уровня Советов норма партийного представительства возрастала. Для населения создавалась видимость легитимности формирования органов власти и возможности повлиять на политические решения. Для международной общественности был способ показать демократизм существующего государственного строя. Правда, для стран с развитыми институтами демократии эта видимость была очевидна.

«Социалистическая демократия» в СССР означала полный политический контроль в стране, охватывающий все сферы социальной активности, деятельности социальных групп, не допускающий никаких проявлений оппозиции и критицизма, не ставящий перед собой цели содействия развитию интересов рядовых граждан и организаций. Существующему политическому режиму была свойственна усиленная массивная пропаганда «преимуществ» форм политического мессианства. При этом формальность всегда выдавалась за действительность. Конституции, которые по своей природе означали договор государства и населения, в СССР носили характер ширмы, скрывающей действительные политические механизмы, поскольку существующий режим никогда не ограничивал себя им же самим установленными конституционными правилами.