Выбраковка
Шрифт:
– Он поедет в закрытую школу...
– Мерзавцы! Фашисты!
– У него будут наконец-то друзья. Вы сможете его навещать...
– Грязная сволочь! Педераст вонючий! – Женщина наконец-то справилась со своими руками, теперь она держала их согнутыми в локтях, и пальцы ее целились Гусеву в лицо. А ноги согнулись в коленях для прыжка. – Убийца! Сраный поганый ублюдок!!!
– Да вы же сами его чуть не угробили!!! – от души проорал Гусев. – А теперь он будет жить! Будет, черт возьми!
Валюшок успел выстрелить. Женщина упала головой на колени Гусеву,
– В глаз целилась, – пробормотал он. – Вечно они целятся мне когтями в глаз.
Валюшок смотрел на женщину, а сам вжимался спиной в косяк. Никогда его раньше не окатывала с головой такая бешеная волна чужой ненависти. Женщина кричала вроде бы только на Гусева, она и прыгнула именно на него, но Валюшку тоже хватило.
Гусев зябко поежился. Нужно было вызывать поддержку, но сил не хватало поднять руку и снова нажать тангенту. Он чувствовал себя вымотанным до предела.
– Что с ребенком? – тихонько спросил Валюшок.
– Поживет еще, – ответил Гусев. – Надеюсь. Пусть хоть немного поживет... В принципе мы ведь ему задолжали. Либо десять лет жизни, либо никаких мучений. А сейчас его усыпить – это будет совсем уже несправедливо. С училки-то взятки гладки, она же не в себе. Но ее страх перед выбраковкой... Косвенно перекладывает вину на нас. Как вы думаете, господин суперагент? Кстати, ты молодец. Спасибо.
Валюшок неопределенно шевельнул бровью, достал сигареты и прикурил сразу две. Видно было, что Гусев нуждается в помощи. Никогда еще Валюшок не видел его таким подавленным.
Как ни странно, сам он никаких особенных угрызений совести не чувствовал.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Период плена – ключ к разгадке всей последующей жизни нашего героя. Какие чувства переполняли его сердце, когда он смотрел на предсмертные муки людей, – жалость, ужас, гнев? Или, может быть, страстное желание применить что-нибудь подобное к тем, кто держит его в плену? Во всяком случае, Влад должен был скрывать свои чувства, и он в совершенстве овладел этим искусством. Ведь точно так же его отец в далекой Валахии, стиснув зубы, слушал надменные речи турецких послов, сдерживая руку, рвущуюся к рукояти меча.
Валюшок как раз завтракал (или, скорее, обедал), когда Гусев ему позвонил.
– Проснулся? – спросил он. – Прекрасно. Слушай, Леха, ты бывал когда-нибудь в штаб-квартире подпольной организации?
– Не-а, – ответил Валюшок с набитым ртом. – А это интересно?
– Ну, как тебе сказать... Террористов-бомбистов не обещаю. Но в целом будет поучительно. Чисто дружеский визит – посидим, чайку попьем. Наберешься свежих впечатлений.
– А мне это надо? – спросил Валюшок на полном серьезе. Мол, сам решай, ведущий, тебе виднее.
– Думаю, что да. Ты на этих людей по собственной инициативе не выйдешь. Не догадаешься просто, что такие бывают. Да и они с тобой не станут по доброй воле общаться.
– А с тобой?
– А я им интересен. Как наглядное пособие, каким не надо быть. Так что, заехать за тобой? Минут через сорок.
– Заезжай, – согласился Валюшок. – Поможешь шкаф передвинуть.
– Черт возьми, семейный человек... – пробормотал Гусев. – Шкафы, диваны, вакуумные окна. Есть куда деньги тратить. Аж завидно. Ладно, жди.
Валюшок хотел было объяснить, как к нему ловчее подъехать, но Гусев уже отключился. Он появился, как и обещал, через сорок минут. Придирчиво осмотрел квартиру, чуть ее не обнюхал и вынес свой вердикт:
– Стильно.
– Слушай, Пэ, – сказал Валюшок. – Я все хотел у тебя спросить. Если это не слишком личное, конечно... Ты вообще женат-то был когда-нибудь?
– Был, разумеется. Когда-нибудь. Давно.
– А сейчас э-э...
– А сейчас меня девочки не любят, – усмехнулся Гусев. – Старею, наверное.
– Тебя-то? – не поверил Валюшок. – Не любят?
– Не любят, но на все согласны, – объяснил Гусев. – А я вот не на все согласен. Расслабься, Леха. Потом как-нибудь расскажу. Ну, где обещанный шкаф?
Они поехали в центр города, и чем глубже в него забирались, тем удивленнее становилось лицо Валюшка. То ли Гусев насчет подпольной организации пошутил, то ли она была не особенно подпольная, то ли, наоборот, чересчур хорошо окопалась. В представлении Валюшка подпольщики должны были прятаться по хазам и малинам где-нибудь в пролетарских районах и вести там безуспешную революционную агитацию. Потом до него дошло, что пролетариев на самом деле агитировать нет смысла, могут по шее надавать, а то и отвести в выбраковку. Но все равно представить, что в вылизанном до блеска центре кто-то может вести нелегальную деятельность, было с непривычки сложно.
«А собственно, с чего я взял, что они делают нечто противозаконное? Впрочем, сейчас нам все покажут. Гусев очень любит мне что-то необычное показывать и следить за моей реакцией – понял или нет. Педагог доморощенный. Хотя нужно отдать ему должное, он умеет быть честным. Как пообещал доставать нотациями – так и доставал. И каждая нотация оказалась к месту».
Валюшок закурил. Гусев бросил короткий взгляд на пачку в его руках и понимающе хмыкнул. Белая наклейка со словами «ТАБАК УБИВАЕТ» была основательно поцарапана – наверное, Валюшок пытался ее отодрать ногтями, но потерпел сокрушительное поражение. Наклейку лепил по специальному заказу сам импортный производитель и клея не жалел.
– Давит на мозги? – спросил Гусев.
– Что? А-а... Да, неприятно.
– Блестящая идея, – сказал Гусев серьезно. – И очень старая. Лет двадцать назад появилась.
– Твоя, что ли? – прищурился Валюшок.
– Нет. Одного способного парнишки.
– Душить надо таких способных. Сегодня табак... А завтра что, на водке напишут «Алкоголь тебя угробит»?!
– На водке – нет, – помотал головой Гусев. – Все-таки это русский народный транквилизатор. И потом, на водочной монополии у нас половина бюджета держится...