Вычеркнутые из судьбы (Семь стихий мироздания - 2)
Шрифт:
– Пэр, что он говорит?
– насторожился Данила, заметив, как изменился в лице брат.
Холодный волчий нос уперся в грудь. От неожиданности пилот отступил.
– Огонь разбудил Стихии, - опомнившись ответил призрак.
– Но Воздух, Вода и Твердь потеряли власть над своими воплощениями, поскольку Миром много лет правит какой-то Экзистедер. Смерть и Жизнь облачены в искусственный наряд, хотя удержать их колдун способен лишь вблизи себя.
– Волк! Волк, скажи, где Космос?
– воскликнул Данила.
Существо не ответило. Внимание его переключилось на человека-Кочевника.
– Наверное, он не воспринимает Стихию,
– Если Серафима посчитает нужным, она сообщит о себе...
Его слова были прерваны негромким угрожающим рыком. Гаюнары переглянулись. Обоим в голову пришла одна и та же мысль.
– Эй, не вздумай это сделать!
Данила ухватил Волка за холку в момент, когда тот готовился к прыжку. Пэр заслонил собой раненого юношу.
– Волк, он уже не Кочевник!
– крикнул призрак.
– Он нашел место!
Но зверь, чья сущность была подчинена одной цели - уничтожению чужаков, без видимых усилий отшвырнул Данилу далеко в сторону и, скаля алую пасть, шагнул к лежащему.
– Остановись!
– голос Пэра вдруг обрел небывалую жесткость.
– Многие годы я существовал в твоем теле и был твоим разумом! Ты и я - Экзистедер Ортского и внемиренец-Кочевник принадлежали Судьбе. Посмотри!
– он отступил так, чтобы Волк мог видеть юношу.
– Он тоже часть нашей Судьбы. Ты желаешь уничтожить его? Ты желаешь поспорить с единством, которое ковали Стихии с начала времен? Смотри на меня!
– человеческая рука, обвитая туманным цвета жизни ореолом сжала огромную морду, заставив зверя поднять глаза.
– Семь Стихий Мироздания здесь, сейчас! Они во мне, в тебе, во всем сущем, и в этом человеке! И каждый из тех, кто остался на просторах Судьбы без имени и места бытия, способен обрести себя. Потому что вырвать их из Миров была всего лишь отвратительная прихоть Великого, который использовал силу творения, чтобы сломать начавшуюся Судьбу. А теперь Судьба живет, и в ней мы - Семь Стихий, ее фундамент и двигатель. И ни Ортский, ни ты, ни какой-нибудь экзистор никогда не заставят нас играть в чужие Игры.
Продолжая смотреть в лицо Возничего Воздуха, Волк попятился и, наконец, опустив голову, отошел в тень.
Крупные капли пота на лице, бурное дыхание, а в глазах твердость и непоколебимая уверенность. Данила молча пожал руку старшего брата, будучи не в силах выразить словами переполнявшие его чувства.
– Я очень надеюсь, что он понял меня правильно, - произнес Пэр.
Возле дерева, где лежал раненый, раздался шорох. Пэр торопливо обернулся, но Данила удержал его за плечо и показал в противоположную сторону. Там на высокой траве колыхалось черное бесформенное пятно. Волк внимательно следил за ним, сидя в сторонке, но кроме чуть приподнятой верхней губы, под которой виднелись ровные белые зубы, никаких агрессивных признаков не выказывал.
– Обманувший Смерть?
– почти беззвучно спросил Пэр.
– Угу, - Данила наблюдал за медленным перемещением тени.
– Неужели тот самый?
Вдруг тень начала стремительно обретать плоть. Загудел лес, ветер прижал к земле осоку, а над вскочившим Волком задрожала холодная пелена рвущейся на волю Смерти. В то же мгновение многоцветный фонтан Жизни ударил в темную сень, разорвав ее на два лоскута. От земли до неба пространство расколола сияющая молния, и сквозь пробитую в Надмирье брешь на Мир взгляд устремил Космос. Как заботливый опекун, он последний раз полюбовался на того, кто мог бы стать его вечным рыцарем, и медленно отступил в свое измерение. В сражении за равновесие бесспорную победу одержали Смерть и Жизнь.
Врата Судьбы стали затягиваться. Гаюнары в немом замешательстве следили за тающей в синеве небес бездонной щелью, когда Волк внезапно и безо всяких видимых причин ринулся в Надмирье.
– Стой!
– выкрикнул Данила и бросился за фантомным зверем.
Он нагнал существо уже на ребре Пути, а спустя миг рядом появился Пэр в сопровождении Аполлона и Артемиды. Последнее, что увидели братья до того, как око Структуры закрылось окончательно - два человека, помогающие друг другу встать на земле.
Ш 17 Ч
Ни чувств, ни воли, ни бытия. Не то полет без движения, не то постоянное равномерное падение в никуда. Время отсутствовало. Обнаженная мысль странствовала по кругу, натыкаясь на свой конец и не находя начала...
Холод. Это было первое реальное ощущение. Замкнутая петля в сознании разорвалась, мысль ринулась на свободу и попала в паутину неопределенности.
"Смерть?" - произнес Донай, но голоса не услышал.
Он не ждал ответа, но вдруг пришло знание, что именно некий образ Стихии уже много-много часов удерживает его на краю существования, не позволяя телу раствориться в убаюкивающем вакууме.
"Это всего лишь выдумка экзистора", - попытался убедить себя Ви-Брук, но как ни старался сконцентрироваться на чем-либо действительном, вокруг неизменно висела фантастически кромешная темнота.
Бесцельное созерцание собственного "я", единственного, что присутствовало во мраке, продолжалось еще неопределенное время, и чем глубже уходил рассудок, тем больнее и больнее буравило сердце одиночество. И когда сознание готово было закрыться, спасаясь от изнуряющей бесплодной думы, Донай неожиданно ясно вспомнил момент, как стоя на вершине башни в замке Дымиуса, оттолкнул затянувшуюся Игру с самим собой и понял, что нужен Белому князю. Тогда он шагнул вслед за братом в Пути Судьбы, без сожаления переступив барьер внутри себя.
Бездна Каллиста медленно уводила в прошлое. Удовлетворенность и тщеславие - пособники гордыни, заполнявшие нереальное, созданное как подобие сущности экзистора пространство, принялись стучаться в душу пленника.
"Нет!
– будь у Синего князя возможность, он сжал бы кулаки.
– Оливул! Я найду тебя, брат!"
В ушах поднялся неописуемый гул. Чернота лопнула. Тонкий лучик света нарисовал на стене серую дорожку и утонул в вязкой слизи, обитавшей между щелей. Донай обнаружил, что стоит по колено в зловонной луже на дне вполне материального колодца, куда с огромным трудом прорвался угасающий солнечный свет.
– Смерть!
– выкрикнул он прежде, чем успел внять собственному рассудку.
Ладонь сомкнулась на эфесе, и сталь полыхнула заревом заката. Оглушенный бурей вырвавшихся из заточения чувств, Донай непонимающе смотрел на Меч.
"Ты освободил меня, - подкрался беззвучный голос.
– Я больше не играю роль, я вновь сущее".
От стены отделилась тень. Ви-Брук вздрогнул всем телом и, рефлекторно перехватив эфес, изготовился к бою, однако ощущение опасности промелькнуло и исчезло. Он быстро оглянулся по сторонам, опять перевел взгляд на тень, слишком уж похожую на его фигуру, и догадался: не имея носителя, Стихия Смерти воспользовалась для общения с Витязем частью его самого.