Вычисление Бога
Шрифт:
— Это значит, придётся заняться делом лично, — сказал он.
— Боюсь, что так.
Фолзи повернулся лицом к впечатляющему каменному фасаду музея, к широким каменным ступеням, ведущим ко входу и триптиху витражей над стеклянными дверьми.
— Как жаль, что мы не увидели пришельца, — заметил Фолзи.
Эуэлл кивнул, разделяя разочарование Кутера:
— Инопланетяне, может, и верят в Бога, но они пока не нашли Христа. Только представь, если бы именно мы привели их к Спасителю…
— Было бы чудесно, — широко распахнув глаза, откликнулся Фолзи. — Просто чудесно!
Эуэлл достал карту города, которой они пользовались.
— Ну что ж, — сказал он. — Вроде, если мы проедем на метро четыре станции к югу, окажемся
Он коснулся крупного красного квадратика, обозначенного как «Телецентр Си-Би-Си».
Фолзи улыбнулся, на мгновение позабыв о великолепных перспективах. Оба они обожали «Красно-зелёное шоу» и с удивлением узнали, что его снимают здесь, в Канаде. Съёмки велись и сегодня, вход был бесплатный.
— Поехали, — сказал он.
Двое мужчин подошли к входу в метро и спустились под землю.
Ладно, чёрт возьми, я готов признать — в близости смерти есть и положительный момент: она принуждает к самоанализу. Как заметил Самуэль Джонсон: «Зная, что через две недели его повесят, человек удивительнейшим образом собирается с мыслями».
Я выяснил, почему я так противился упоминаниям о творении разума — почему все эволюционисты им противились. Мы больше столетия сражались с креационистами, глупцами, которые верили — Земля была сотворена в 4004 году до н. э., всего за шесть обычных, двадцатичетырёхчасовых, суток; которые верили, что окаменелости, если они вообще настоящие, остались со времён Ноева потопа; что хитроумный Господь сотворил Вселенную со звёздным светом, уже летящим к нам, чтобы создать иллюзию огромных расстояний и внушительного возраста.
По всеобщему мнению, Томас Генри Хаксли [7] в великом споре об эволюции положил епископа Уилберфорса («мыльного Сэма») на обе лопатки. А Клэренс Дэрроу, как мне говорили, всухую разделался с Уильямом Дженнингсом Брайаном в слушаниях по делу Скоупса. [8] Но это было лишь началом битвы. Появлялись новые лица, новые имена — они мололи вздор, замаскированный под так называемую науку о сотворении мира, старались выдавить теорию эволюции из школьной программы. Даже здесь, даже сейчас, на заре двадцать первого столетия, они пытались ввести буквальное, фундаменталистское понимание Библии в мэйнстрим.
7
Т. Г. Хаксли (1825–1895) — английский зоолог, популяризатор эволюционной теории Дарвина. Острая полемика с епископом Уилберфорсом произошла в Британском научном форуме в 1860 году.
8
Слушания по делу «Штат Теннесси против Дж. Т. Скоупса» (1925) касались запрета преподавать теорию эволюции в государственных школах. Адвокат Клэрренс Дэрроу защищал преподавателя Дж. Т. Скоупса и его право преподавать предмет, Уильям Дженнингс Брайан был прокурором. — прим. пер.
О, позади у нас были славные сражения — у Стивена Джея Гулда, Ричарда Доукинса и даже у меня — пусть и в меньшей мере. Пусть у меня не было столь внушительной трибуны, как у них, но и на мою долю выпало немало дебатов с креационистами в Королевском музее Онтарио и Университете Торонто. И двадцать лет назад Крис Макгоуэн — не откуда-нибудь, а из КМО — написал отличную книгу: «Что было в начале: учёный показывает, почему креационисты заблуждаются». Но, помнится, мой приятель — преподаватель философии — указал на заносчивость подзаголовка: одинчеловек собирался показать, в чём состоит невежество всехкреационистов. Впрочем, наше умонастроение можно было простить: мы чувствовали себя, словно в осаде. Опросы общественного мнения в США показывали, что даже сейчас в эволюцию верят меньше четверти населения.
Поддаться, признать, что некогда, хоть когда-либо, существовал направляющий разум, — это откроет ящик Пандоры. Мы сражались столь долго и так упорно, некоторые даже оказались в тюрьме из-за своих убеждений… что позволить себе хотя бы на мгновение допустить разумного творца равнозначно взмаху белым флагом. У средств массовой информации — в этом мы были уверены на все сто — случится праздник, какие редко бывают; невежество возведут на пьедестал, и средний человек мало того что не будет уметь читать, он наотрез откажется признавать науку вообще.
Теперь, задним числом, я задавался вопросом — может, нам стоило быть более открытыми, стоило принимать во внимание иные возможности, может, не следовало столь рьяно наводить лоск на слабые места в теории Дарвина… но цена этого, как всегда случается, оказалась чересчур высока.
Разумеется, форхильнорцы не были креационистами — не более, чем ими были учёные, принявшие за истину Большой взрыв, явный момент творения. Эйнштейн нашёл его, этот момент, столь отвратительным здравому смыслу, что ему пришлось сделать, как он позднее говорил, «величайшую ошибку» в жизни — подправить уравнения теории относительности, чтобы уйти от необходимости для Вселенной иметь начало.
Ну а теперь — ящик Пандоры распахнулся настежь. Сейчас все, все до единого, заговорили о сотворении, о Большом взрыве и предыдущих вселенских циклах, о подборе фундаментальных констант и разумном замысле.
И уже зазвучали гневные выпады против эволюционистов, биохимиков, космологов и палеонтологов. Послышались обвинения в том, что мы всё знали — или по меньшей мере подозревали: это могло оказаться правдой, — но намеренно замалчивали эту версию, отклоняли публикации статей на эти темы и высмеивали публиковавших свои воззрения в популярной литературе. Что мы не делали особого различия между сторонниками антропного космологического принципа и явно заблуждающимися фанатиками-креационистами, сторонниками недавнего сотворения Земли.
Разумеется, мне нескончаемым валом поступали звонки с запросом на интервью — судя по журналам с коммутатора КМО, приблизительно один такой звонок каждые три минуты. Я сказал Дане, секретарю отдела, что меня можно отвлечь только если позвонят далай-лама или Папа Римский — и ни в каком другом случае. Я, в общем-то, пошутил — но представители обоих деятелей позвонили в КМО ещё до того как с откровений Сальбанды в Брюсселе истекли первые двадцать четыре часа.
И, сколь бы сильно я ни рвался бы в бой, я не мог себе это позволить. У меня просто не было свободного времени.
Я склонился над письменным столом, пытаясь разобрать бумаги. Там лежал запрос на копию статьи, которую я написал по наншиунгозавру, поступивший от Американского музея естественной истории; предложения по бюджету палеонтологического отдела, которые я должен одобрить до конца недели; письмо от старшеклассника, который хочет стать палеонтологом и спрашивает моего совета по месту обучения; формы по оценке персонала для Даны; приглашение выступить с лекцией в Берлине; гранки введения, написанного мною для справочника Даниловой и Тамасаки; две рукописи статей для «Журнала по палеонтологии позвоночных», на которые я согласился дать отзыв; два коммерческих предложения на канифоль, которая нам нужна; заявка, которую мне нужно заполнить для починки лампы для камптозавра в галерее Динозавров; копия моей же книги, присланная мне для автографа; семь — нет, восемь — неотвеченных писем на прочие темы; бланк моего же заявления на возмещение расходов за предыдущий квартал, ещё не заполненный; счёт, выставленный отделу за междугородную и международную связь, с помеченными жёлтым маркером неизвестными пока звонками.