Вычисление Бога
Шрифт:
Я вихрем ворвался в свой кабинет. В моё отсутствие Холлус рассматривал выставочные ящики со слепками черепов; вдохновлённый моими идеями, сейчас он исследовал вопрос появления разума у млекопитающих после смены мелового периода палеогеном. Никогда не был уверен, правильно ли я интерпретирую его жесты и телодвижения; по-видимому, со мной у него такой проблемы не было.
— «Ты» «выглядишь» «взволно» «ванным», — произнёс он.
— Доктор Дорати — директор музея, помнишь её? — спросил я. Они с Холлусом встречались несколько раз, в том числе когда
— Почему?
— Да потому что я — потенциальный убийца вампиров, помнишь? Я её политический оппонент. Она двинула КМО туда, куда многие из старших кураторов двигаться не хотят. И сейчас она увидела возможность заменить меня человеком, который разделяет её взгляды.
— Но отпуск по состоянию здоровья… Это, конечно же, имеет отношение к твоей болезни?
— У неё нет другого способа заставить меня уйти.
— А в чём суть вашего несогласия?
— Я считаю, что музей должен быть образовательным учреждением, что по каждому выставленному экспонату он должен предоставлять как можно больше информации. А она считает, что задача музея — привлекать туристов, а не распугивать посетителей, вываливая на них кучу фактов, рисунков и необычных слов.
— А это важно?
Вопрос Холлуса застал меня врасплох. Когда я три года назад только-только начал бороться с Кристиной, это казалосьважным. В интервью «Торонто Стар» я даже назвал всю эту возню в КМО «сражением моей жизни». Но это было до того, как доктор Ногучи показал мне тёмное пятнышко на рентгеновском снимке, до того как я начал испытывать боли, до химиотерапии, до…
— Не знаю, — честно признался я.
— Мне жаль слышать о твоих затруднениях, — сказал Холлус.
Я прикусил нижнюю губу; у меня не было никакого права говорить Кристине то, что сказал.
— Я сказал доктору Дорати — если она заставит меня покинуть музей, ты тоже уйдёшь.
Холлус довольно долго молчал. В своё время, находясь на третьей планете Беты Гидры, он был в некотором роде учёным; без сомнения, он чётко сознавал тот престиж, который получает КМО от его присутствия. Но, быть может, я его сильно обидел, попытавшись сделать пешкой в политической игре. Разумеется, он мог просчитать на несколько ходов вперёд; бесспорно, он знал, что такие игры могут закончиться очень некрасиво. Я слишком далеко зашёл, и сам это знал.
И всё же…
И всё же, кто мог меня порицать? Кристина всё равно победит, несмотря ни на что. Она победит скоро, очень-очень скоро.
Холлус указал на телефон на столе:
— Ты пользовался этим устройством, чтобы связаться с другими людьми в здании, — сказал он.
— Телефоном? Да.
— Ты можешь связаться с доктором Дорати?
— Ну-у-у, да, но ведь…
— Свяжись сейчас.
На секунду помедлив, я поднял трубку и набрал трёхзначный добавочный Кристины.
— Дорати, — произнёс её голос.
Я попытался было передать трубку Холлусу.
— Нет, так у меня не получится, — сказал он.
Ну конечно, ведь у него две речевые щели! Я нажал кнопку громкой связи и кивком дал понять Холлусу, что он может говорить.
— Доктор Дорати, говорит Холлус детен стак Джэйтон, — сказал инопланетянин. Я впервые услышал полное имя форхильнорца. — Я выражаю благодарность за ваше гостеприимство, за то, что позволили мне проводить здесь исследования. Но сейчас я обращаюсь к вам, чтобы проинформировать: Томас Джерико — неотъемлемая часть моей работы, и, если он покинет музей, я последую за ним, куда бы он ни направился.
На несколько секунд повисла гробовая тишина.
— Понимаю, — наконец, произнёс голос Кристины.
— Разорви соединение, — велел Холлус.
Я так и сделал.
Моё сердце билось учащённо; я понятия не имел, правильно ли сейчас поступил Холлус. Но меня глубоко тронула его поддержка.
— Спасибо, — сказал я.
Форхильнорец размял и нижние, и верхние колени:
— Доктор Дорати была на левой стороне.
— На левой — что?
— О, прошу прощения. Я имею в виду, её действия, на мой взгляд, неправильны. Этот звонок — меньшее, что я мог сделать.
— Я тоже посчитал, что она поступает неправильно, — откликнулся я. — Но, может, я и сам поступил неправильно, когда сказал, что ты тоже уйдёшь.
Мы помолчали, и наконец Холлус ответил:
— Слишком много дилемм «правильно-неправильно», чтобы можно было разобраться. Возможно, на твоём месте мне пришлось бы поступить так же, — сказал он и качнул туловищем. — Иногда я жалею, что в таких вопросах у меня недостаёт проницательности вридов.
— Ты уже упоминал об этом раньше, — сказал я. — Почему вридам настолько легче решать вопросы морали, чем нам?
Холлус слегка переступил с ноги на ногу.
— Вриды свободны от логического мышления — того типа логики, который применяем мы с тобой. Хотя математика может ставить их в тупик, размышления о философских материях — смысле жизни, этике и морали — ставят в тупик нас. В нас есть интуитивное чувство, что есть правильно и что нет — но разработанные нами теории морали, все до последней, потерпели неудачу. Ты показывал мне как-то те серии «Звёздного пути»…
Это правда; его в достаточной мере заинтриговали эпизоды, которые мы с ним просмотрели, и он захотел посмотреть первые три сезона классического сериала.
— Да, — откликнулся я.
— В одной из серий невозможный гибрид погибает.
— « Ярость Хана», — сказал я.
— Да. В ней многое основывается на замечании, что «нужды многих перевешивают нужды некоторых или нужды всего одного». У нас, форхильнорцев, взгляды схожие. Это попытка применить математику — то, в чём мы сильны — к этике, в которой мы не сильны. Но такие попытки всегда оборачиваются провалом. В той серии, где тот гибрид родился заново…