Вычислитель. Тетралогия
Шрифт:
И еще один тепловой удар – позавчера на биваке. Не спасли. Впала в кому и умерла худосочная девчушка, и негде было похоронить – всюду камень. Рыдающая мать осталась у трупа, отбившись от всех попыток увести ее, клялась, что потом догонит. Не догнала…
Андрей знал: будет еще и не такое. Эрвин, очень недовольный низкой скоростью движения пеших колонн, стращал всевозможными ужасами. Андрей отругивался: люди и так выкладываются как могут. Они могут больше, с холодной бессердечностью возражал Эрвин. Интересно, как он это узнал, – вычислил, что ли? Экий биомеханик!
Андрей спорил и ругался, в глубине души соглашаясь: медленно идем, медленно! За четыре ночи прошли столько, сколько планировалось пройти за три.
– Километров сто двадцать, как ты думаешь? – с надеждой спросил он Эрвина. Тот больше не летал на Южный кряж, а, навертев на голову тюрбан, мозолил глаза в своем летающем кресле. На него посматривали с завистью – ишь, устроился! Вот сообразительный дурак Вавила зависти не вызывал, все видели, что андроид был при деле – тащил за плечами громадный мешок, по приказу хозяина сажал на плечи обессилевших и не жаловался. Минувшей ночью на нем ехала верхом ворчливая старуха с опухшими ногами.
– Сто тринадцать, – ответил Эрвин. – Жаль, место тут хорошее. Вода есть.
– Почему жаль? – не понял Андрей.
– Могли бы идти еще час или полтора.
Ну да, могли бы! Оптимист!
– Ты посмотри на них, – указал Андрей на лагерь. – До смерти хочешь людей загнать?
– Не до смерти загнать, а от смерти угнать, – немедленно возразил Эрвин. – Слабосильных среди них все меньше, а прочие втянутся. Они уже втягиваются.
Что верно, то верно: количество слабосильных уменьшалось с каждым переходом. Флаеры и грузовые платформы сновали туда-сюда, забирая детей с матерями, беременных, стариков и больных. Ни один из флаеров еще не гробанулся, что, учитывая квалификацию пилотов, казалось странным. Впрочем, трассу они изучили хорошо.
– Что ты предлагаешь? – устало спросил Андрей. Он догадывался, что скажет Эрвин.
– Начинать движение за час до заката, прекращать спустя час после восхода.
– Хочешь непременно уложиться в график?
– А ты разве нет? – Эрвин поднял бровь. – По-моему, мы составляли его вместе, ты и я. Или у меня старческий склероз?
– Ты составлял, а я, дурак, согласился! – вспылил Андрей.
– Потому и согласился, что не дурак, – моментально возразил Эрвин. – И не горячись, на нас смотрят. Сорок километров за один переход – вот что от нас требуется. С учетом отставания – сорок пять. Больше – лучше. За двенадцать переходов мы планировали дойти до предгорий – там уже есть надежда спастись. Как у тебя с арифметикой? Позади четыре перехода, мы уже должны были пройти треть пути – а прошли едва четверть. Ты правда хочешь утопить свой народ? Ты не Моисей, море не расступится…
Ох, как хотелось сунуть желчному старикашке кулак в морду! Но Андрей только пробормотал, глядя исподлобья:
– Волна может прийти и до того, как мы дойдем…
– Может! – не стал отрицать Эрвин. – Еще как может. Ты ее ждешь, что ли? С нетерпением? Шибко устал, жить расхотелось?
– Знаешь, я мог бы тебе ответить… – Андрей сжал кулаки.
– Ответь себе, – и Эрвин, заставив свое кресло взмыть над почвой на пядь, отплыл подальше.
Вот всегда он так. Взбесил – и нет его, а ты оставайся и решай проблему! Неужели он думает, что проблема решится скорее, если ее будет решать обозленный человек? Надо спросить у Юлии, когда она вернется, подумал Андрей. Хотя ясно, что она ответит: он не думает, он вычисляет, у него машина вместо мозга. Может, в чем-то Эрвин и прав – по-своему, по-компьютерному…
Но что он будет делать, если на эту равнину вообще не хлынет никакое цунами? Его же разорвут голыми руками, и никто не придет ему на помощь, потому что, во-первых, никто не захочет, а во-вторых, это бесполезно.
Андрей ядовито ухмыльнулся. Затем стер ухмылку, воздвигся, кряхтя, на ноги, окинул бивак требовательным взглядом, помрачнел и пошел распоряжаться.
Издали донеслось мычание – подходило приотставшее стадо, и животные издали чуяли воду.
Челночные рейсы флаеров и антиграв-платформ прекратились на шестом переходе. Еще оставались слабосильные, с великим трудом и стенаниями умудрявшиеся не отстать от своих колонн и ни на что не годные на биваках, их бы тоже перебросить по воздуху, но Эрвин категорически заявил: хватит. Надо поберечь топливо, в горах оно будет нужнее. Самых слабых – сажать на грузовики. Да, грузовиков на всех желающих тоже не хватит, они и без людей много чего везут, прежде всего дрова, перегруженные с застрявших на мелях барок. Стало быть, установить очередность: сегодня едет один слабосильный, завтра другой. Потерпят!
Колонны двигались по широкой полосе, вытоптанной и унавоженной стадами местных копытных, на что не преминул указать Эрвин; смотри-де и радуйся – мы с тобой разработали оптимальный маршрут, дикие животные уходят в горы не абы как, а следуя генетической программе, и, конечно, много-много тысяч возвращений Кровавого Глаза они проторили наилучший путь. Не станешь же ты спорить с природой! Или станешь?
С природой Андрей не спорил, а вот с Эрвином – приходилось. И почти всегда умный старик умел добиться своего. Иногда Андрей столбенел от его решений и ругался сквозь зубы, но спустя какое-то время приходило понимание: старик был прав, только так и следовало поступить. Он что же, вообще не ошибается?
Чего было больше – доверия или раздражения, – Андрей и сам не мог понять.
С каждым днем становилось все жарче. От жары и бескормицы уже пало несколько лошадей. Приказ трогаться в путь за час до захода солнца люди приняли с ворчанием, и этот час был самым мучительным. Пот струился по спинам, катился по лбам, выедал глаза. Спустя час-полтора после оранжевого заката начинала ощущаться ночная прохлада, и люди понемногу втягивались в монотонную ходьбу по плоской равнине. Кровавый Глаз, почти не грея, освещал путь, но лишь притягивал к себе проклятия с полным к ним равнодушием. Помогало облегчение ноши – запасы пищи мало-помалу таяли. Хуже было с питьем: возимые на арбах бочки быстро пустели, и до следующей речной излучины приходилось довольствоваться носимым запасом воды, набираемым во все, что не протекает. Советы, требования и, наконец, приказы экономить воду действовали слабо – каждый упрямо желал учиться на своих ошибках. Уже отмечались случаи отказа поделиться глотком воды. До столкновений не доходило лишь потому, что жажда пока еще оставалась терпимой.
Удобное антиграв-кресло было брошено – иссяк запас энергии. Вычислителя теперь нес на плечах андроид, топливные элементы к нему еще не кончились. Давешнюю ворчливую старуху еще вчера отправили в горы: бабка прочь – Вавиле легче.
На седьмом переходе колонну догнала первая многоножка.
Ее застрелил пастух, но она успела убить электрическим ударом корову. Андрей распорядился усилить охрану стад. Эрвин не возразил, но выглядел озабоченным.
– Что-то не так? – обеспокоенно спросил Андрей.
– Нет, все правильно.
– В чем тогда дело?
– В пищевой пирамиде.
Разговор шел во время перехода, и Эрвин, покачиваясь на плечах верного Вавилы и держась руками за его уши, возвышался над Андреем, как ходячий монумент.
– Не объяснишь?
– Пожалуйста. У несуразников партеногенетическое размножение, все они самки и в самцах не нуждаются. Такое встречается среди достаточно сложных организмов, но лишь как временное явление. Иногда – обычно строго периодически – рождается поколение, состоящее из самцов и самок. Это на нормальных планетах. Скажем, тли, которых люди куда только не завезли по неаккуратности и дурости вместе с земными растениями… впрочем, и среди эндемиков такое бывает. Но Лусия – ненормальная планета, у нее особый цикл. Тысячу лет несуразники – по существу, особая экологическая форма этих организмов – живут в океане, размножаются без самцов и никому не мешают, но с приближением красного карлика и изменением орбиты Лусии они превращаются в многоножек, осваивают сушу и размножаются половым путем. Мне бы хотелось знать только одно: намерены ли они остаться на суше всю следующую тысячу лет?