Вычислитель. Тетралогия
Шрифт:
Помолчал, жестом прервав рвущиеся наружу возражения Андрея, и подытожил:
– На иную помощь не рассчитывай. Наше везение так далеко не распространяется.
Глава 5
Исход
Кто из людей печется о благополучии потомков, которые будут жить несколько веков спустя? Думают о детях, внуках, реже о правнуках – и считают, что этого вполне достаточно. Потомки сами позаботятся о своих детях и внуках. Так устроены люди, это такой же параметр их психологии, как, например, напряженность магнитного поля – параметр планеты. Сетовать бессмысленно: человек таков, каков он есть, и всякую попытку улучшить человеческую породу отметает с негодованием.
Были ли гонимыми сектантами основатели первого поселения на Лусии, не были ли – Эрвин толком не знал. Этот вопрос мало интересовал его. Как бы то ни было, пионеров не могло быть очень много – ну сотня, ну две… Не будь эпизодического притока свежей крови в лице, например, бабки Андрея Илюхина, у лусиан уже наблюдались бы признаки вырождения Власти Сиринги с самого начала махнули рукой на отдаленный и малоперспективный мир, но торговцы бывали здесь достаточно регулярно, чтобы нет-нет да и одарить колонистов своими генами. Да здравствует блуд! Еще в доисторические земные времена человечество не раз проходило сквозь «бутылочное горлышко», то же самое не раз повторялось на освоенных людьми планетах, и выходило по-разному. Похоже, что «горлышко» на Лусии все-таки имело минимально необходимую ширину. Наследственные болезни встречались здесь не чаще, чем где бы то ни было.
Освоив побережье, лусиане до сих пор не интересовались Южным кряжем вовсе не потому, что были тупы или анемичны, – его время еще не пришло. С юга кряж подпирала пустыня, а за ней высились протянувшиеся от океана до океана, никем из нынешних аборигенов не виданные снежные пики Туманных гор, результат столкновения северного субматерика с громадным южным материком. Со времен первопоселенцев всякий знал, что жить на материковых равнинах за горами нельзя – жарко, как в печке. Не доверяя россказням, Эрвин однажды слетал на своем флаере проверить, так ли это. Первопоселенцы оказались правы.
Нынешние были не правы – это знал Эрвин, знал и Андрей. Основная масса людей могла тронуться в путь еще вчера вечером. Испуг – испугом, а косность – косностью. Привычка жить возле океана въелась в мозги. Да и не только в привычке дело. Примитивная логика била в набат: как оставить прочные удобные дома? Как бросить нажитое не только тобой, но и отцами, дедами и прадедами?
Бранились мужчины, причитали женщины. Всякий, кто, зажавши нос, подходил к береговому обрыву, видел: океан спокоен, он по-прежнему катит медленную пологую волну, лишь на пляже выросли сугробы пены, а из-за несуразников не видно воды. Мечталось, чтобы разразился хороший шторм и разбил их белесые тела о базальтовую стену – всмятку, в клочья! Пока из них не вылупились электрические многоножки. Но лишь глупый не понимал: главная и первейшая опасность кроется не в морских гадах.
Браниться и причитать не возбранялось, лишь бы работали. Нашлись и глупые – те, кто нипочем не желал эвакуироваться. Андрей сам ходил по домам, увещевал и стращал. Кто-то с тупым упрямством не вершу в надвигающуюся катастрофу, а кто-то, по большей части старики, верил, но желал остаться, поскольку «мне все равно» или «не желаю быть обузой». Слышалось и такое: «Ты сам говорил, что ученая экспедиция выяснила: в позапрошлый визит Кровавого Глаза волна не дошла до кряжа. Может, и теперь не дойдет?» У одной полоумной мамаши Андрей конфисковал младенца – просто вынул его из колыбели и сдал с рук на руки полицейскому :
– Головой за него отвечаешь. Отправишь первым же рейсом. Вместе с этой дурой, – кивок в сторону вопящей женщины, – если она пожелает.
Согласие дуры, конечно же, было сразу получено.
Эрвин не ходил по домам – он по-прежнему мотался на Южный кряж и обратно в компании обездвиженной Юлии и радовался тому, что мозг катера примитивен и формализован: если хозяйка на борту, то дела идут нормально, а под принуждением она или нет – кого волнует?.. Кораблик был не умнее самой твердолобой лусианской старухи, разве что не шамкал.
Но днем накануне исхода рейсы прекратились.
– Теперь нашу пленницу можно освободить, – сказал Эрвин.
– Что? – не поверил ушам Андрей. – Она же улетит! А катер…
Ответ не обрадовал:
– Катер нам больше не понадобится. Он бесполезен. Остатка топлива не хватит даже для выхода на низкую орбиту. И не хватит для еще одного – безвозвратного – рейса на Южный кряж.
Андрей мысленно выругался. Сколько еще слабых и немощных не переброшено в безопасное место! Еще остались матери с детьми, старики, больные и просто слабосильные… Не говоря уже о ценном имуществе. Ладно, подумал он, справимся. Есть еще три флаера и две антиграв-платформы – будут челноками сновать туда-сюда во время марша, как и наметил Эрвин…
– Тогда не стоило перегонять корабль сюда, – сказал Андрей.
– Я нужен здесь, – очень просто ответил Эрвин и вдруг прищурился. – А ты, я гляжу, не отказался бы разграбить катер – там, на новом месте. Удивительная эволюция блюстителя закона… Брось. Незачем ссориться с Террой из-за какого-то катера.
– Здесь он так и так погибнет…
– Правильно. А мы-то тут при чем? Мы просто его одолжили.
Ладно, пусть я не блюститель, а мародер, подумал Андрей, тихо свирепея. А сам-то ты кто? Ловкач. Беспринципный ловкач и притом – надо отдать тебе должное – безукоризненный логик. Где твое человеческое? Машина ты ходячая, и раздражать людей умеешь, как никто другой, но, наверное, тебе это для чего-то надо, все последствия тобой просчитаны. И ты, конечно, доволен тем обстоятельством, что эвакуацию пришлось возглавить мне, а не покойному Тому. Случайна ли его смерть? Улик против тебя нет, я твердо знаю лишь то, что Том не подошел бы для этой работы, да и в ее необходимость поверил бы не сразу, тянул бы и тянул время…
– А что Юлия? – спросил он, чтобы даже в уме не развивать эту тему. – Бесится? Угрожает?
– Молчит.
– А и правильно, – рассудил Андрей. – Какой ей смысл теперь беситься?
За час до захода оранжевого солнца в путь тронулись повозки. Быки с могучими подгрудками ревели, жалуясь на духоту, но, понукаемые стрекалами и хлопками кнутов, с медленной бычьей мощью потянули тяжело нагруженные телеги и наскоро сколоченные арбы. Вокруг животных почем зря крутились насекомые, садились на кожу, слизывали пот. Впереди на низкорослой лошади ехал самый толковый из пастухов, назначенный проводником. Он был закутан, как личинка, в подобие бурнуса, сработанного из старой простыни, а на голове имел тюрбан из тряпок.
На закате тремя колоннами потекла пешая масса. Общее руководство Андрей возложил на Олсона. Старосты следили за порядком в своих общинах. Каждый взрослый мужчина, продев плечи в лямки, нес на спине тяжелый мешок, старики, подростки и женщины тащили меньший груз. Все еще было очень жарко, нагретый базальт не спешил расстаться с накопленным за день теплом. Когда под ноги легла тощая земля с торчащими там и сям пучками жесткой травы, стало чуточку легче.
Над степью колыхалось марево, ветерок с океана гнал на сушу не прохладу, а вонь. Люди оглядывались, чтобы в последний раз посмотреть на поселок. Вздыхали, смаргивали слезы, бормотали ругательства. Когда – спустя примерно час – поселок скрылся за пологим бугром, женщины запричитали. Кто-то прикрикнул на них, кто-то прикрикнул на прикрикнувшего, завязалась свара. Полицейскому Финли пришлось стрелять в воздух, чтобы развести готовых подраться мужчин.