Выдуманный жучок
Шрифт:
– За что мне это? – чуть не плачет мама в коридоре нашего отделения.
– Мам, да ладно. Он же сказал: ничего плохого. Всё идёт как надо. Операция только вчера была. Ты забыла: я тебе после наркоза сразу улыбнулась! Игорь Маркович сказал, что это самое главное.
– А вдруг шунт не приживётся?
– Через неделю увидим.
– Ещё неделю спать на стуле и не мыться? Я не могу больше.
– Да ладно. Мам, а ты видела, какой брелок у этой Ани был классный? В виде Вазовски?
–
– Жаль. Мне бы такой, и я была бы самым счастливым человеком на свете.
– Не брелок тебе, а здоровье надо! – в сердцах роняет мама и решительным шагом идёт в палату интенсивной терапии, где лежит Аня.
– Извините, – говорит моя мама Аниной, – а где вы покупаете белковые коктейли?
– Я с вами разговаривать не стану, – отрезает Анина мама. – У вас такой вид, будто у нас чума, а не рак.
Она говорит яростным шёпотом – в двух метрах от Аниной ноги спит грудной ребёнок с перевязанной головой.
– Да нет же, я просто немного смущаюсь…
Я их не слушаю, неинтересно. Я приближаюсь к Аниной койке. Девочка лежит и сматывает нитки в клубок. По одеялу у неё ползает Выдуманный Жучок, машет мне лапкой. Неужели она его не видит?
– Аня, – с замиранием сердца спрашиваю я, – а ты сама связала Вазовски?
Она кивает, да и я вижу: нитки в клубке того же цвета, что и брелок.
– Обалдеть, – выдыхаем мы с Жучком хором.
– Ты извини, что я хвастаюсь, – говорит Аня, – но я и правда очень классно вяжу. Научить не могу, у меня терпения не хватит. Только могу тебе что-нибудь связать.
– Не надо меня учить! – отмахиваюсь я. – У меня терпения не хватит учиться. Лучше свяжи.
– Что?
– Вазовски. Точно такого же. И ещё семейство ежей. Я видела таких в каком-то детском журнале.
– Уходите из нашей палаты немедленно! – шипит Анина мама. – Очень нужны тут ваши микробы!
– Мам, – говорит Аня, – ты боишься, что они станут нам завидовать?
– Чему тут можно завидовать?!
– То есть считаешь, у меня – худший диагноз в больнице?
– Конечно, нет!
– И доктор так не считает. Вот и скажи им, где папа берёт белковые коктейли, не вредничай.
Аня берёт меня за руку и притягивает к себе:
– Насчёт ежей – замётано. А с этими мамами одни проблемы, да?
– Ага. Счастливые эти, из «общего» хирургического. Делают, что хотят, без мам.
– Точно. А тут пока маме объяснишь, что к чему, сама станешь бабушкой.
Под наш смех мамы мирятся. Кажется, им обеим немножко стыдно.
У каждого – свой
«Жили-были в одной больнице два хирурга, – рассказывает Аня вязаному Ёжику-папе. – Один был большой, страшный и глупый. Звали его Александр Степанович. Другой был маленький, умный и очень добрый. Звали его Игорь Маркович».
– Аня, тебя завтра во сколько берут? – перебиваю я.
Мы пытаемся натянуть на ежей одёжки от Барби. Пока не очень получается: у кукол размер в пять раз меньше ежиного.
– В двенадцать, после малышей.
– У тебя же самая сложная операция.
– Тем более. Нельзя, чтобы мелкие столько не ели. А я вообще могу не есть. После химии совсем не хочется.
– Жучок говорит, что надо есть.
– Тоже хочу увидеть Жучка.
– Вон, сидит на журнале.
– Не вижу. Жалко. Как ты думаешь, ему можно со мной в операционную?
– Ты всё равно от укола спать будешь.
– В прошлый раз я не заснула. Очень страшно было. Хотя и светло. Там над тобой огромный плафон, а в нём штук десять лампочек. Очень светло и очень страшно.
– Думаю, Жучку можно. Только пусть наденет повязку и халат.
Аня фыркает.
– А кто тебя завтра берёт?
– Александр Степанович.
Я умолкаю.
– Серьёзно?
– Ага. Мама ругаться пошла, а они говорят: ничего не можем поделать. У Игоря Марковича плановая операция в другой больнице.
Игорь Маркович – простой, как яблоко. Александр Степанович – важный, как пудинг. Игорь Маркович говорит так: «Да-да, у вас перелом черепа и ушиб головного мозга. Но вы не волнуйтесь – череп у вас прекрасный, заживёт через полгода. Даже рентген повторять не будем». А Александр Степанович поднимает брови и кричит: «Ваш сын упал с кровати?! Ну всё, вполне возможен летальный исход!»
– Ему бы самому сделать летальный исход, – бурчит Аня. – В смысле, чтобы вылетел из больницы за то, что половину мам до приступа довёл, хотя сам ничего не соображает.
Говорят, Александр Степанович оперирует не очень хорошо. Он из «общей» хирургии. Я слышала, что его оттуда выгнали. А у нас – как раз врачей не хватает.
Выглядит он солидно. У него седина и дорогие халаты. А Игорь Маркович – молодой, немножко неловкий и рассеянный, в мятой зелёной рубашке. Но мама говорит, что он лучший на свете хирург, который ничего не боится. А Александр Степанович от серьёзных случаев в ординаторской под пледом прячется.
Так что я не удивляюсь, что Анина мама ругаться пошла. Хотя она вообще поругаться любит.
Жучок тоже за Аню переживает.
– Давайте что-нибудь сделаем? – предлагает он.
– Что? – спрашиваю я. – Мы же дети.
– Точно. А как хулиганят дети?
– Ну, пастой друг друга мажут зубной. Окна выбивают. Прячутся.
– Точно. Вот пусть Александр Степанович и спрячется. А мы ему поможем.
– Гениально! – расплывается Аня в улыбке, когда я пересказываю ей план Жучка.