Выход где вход
Шрифт:
Почему она вдруг застопорилась поперёк течения? Все вокруг радуются, предвкушают, к чему-то готовятся. И только у Веры — желание двигаться не вперёд, а назад. В прошлом у неё было всё, с чем она чувствовала себя уверенно и уютно: любимая подруга, муж, надежда изваять диссертацию и выбиться в ученые. Даже был намек на какое-то к себе уважение. В теперешней перспективе различались лишь опротивевшая рутина, одиночество и недовольство собой. Зачем ей такое будущее?
Крепкая, приземистая пятиэтажка в Копытниках почти не выделялась на фоне соседок — таких же обшарпанных и желтовато-землистых. Ну, разве что размашистая трещина вдоль фасада была позаметнее, пошире. Штукатурили дом раньше других, вот покрытие уже и отсырело, повыцвело. Зигзагообразная трещина на стене была — сколько Вера себя помнила. Девочкой она страшно боялась, что дом развалится. Каждый день, выходя из подъезда, задирала голову и изучала — не расширилась ли трещина. На глазок иногда казалось, что расширилась. Но потом её заново подмалевывали. А дом все стоял и стоял.
Петька не слишком любил бывать у бабушки — утомляло слушать, как они с мамой ругаются. Предпочитал домик папиных родителей в глухом углу Подмосковья. Одноэтажный городок с полуразрушенными корпусами давно остановленного заводика мало, чем радовал. Скучно, пойти там некуда. Поблизости — ни леса, ни речки. Одно только шумное шоссе со свистящими от скорости машинами. Местные жители, как на работу, ходили на обочину трассы — продавать соленые огурцы или банки засахаренной смородины со своих скудных огородиков. Кое-кто приторговывал вениками из дальнего березнячка. Тем и питались.
Но Петька на пыльные улицы с опасными, без дела слоняющимися гражданами, не высовывался. А в доме у бабушки с дедушкой пару дней вполне можно было выдержать. Тепло, ласково. От запаха пирожков щекотало в носу. По ковру расхаживал, волнуясь боками, пушистый трехцветный кот. Рыжие, белые и черные пятна сложно перетекали — одно в другое, придавая его физиономии загадочное выражение. Деловито и внимательно кот рассматривал Петьку круглыми, немигающими глазами. Малышом Петька, радостно повизгивая, пытался обнять его за хвост или поцеловать в ухо. Ухо уплывало куда-то в пустоту. Хвост с птичьей ловкостью ускользал из ручек, чиркнув по щечке. Кот отступал на почтительное расстояние и изучал Петьку на дистанции — толстомордый, упитанный. Но даже издалека смотреть на него было блаженством. Впрочем, все эти радости волновали Петьку давным-давно — когда он едва научился ходить. Сейчас его к 'подмосковной' бабушке и палками не загонишь. А к 'московской' он никогда не любил ездить. Да она особо и не стремилась видеть его у себя в гостях. Ей себя хватало.
Отсыревшая подъездная дверь открылась с трудом. Гулко грохнула, притянутая обратно жёсткой пружиной. Стены дома словно насторожились: что за чужак? Почему шум? Вера медленно поднималась по лестнице, оттягивая неизбежную встречу. Петька плёлся сзади. Почтовые ящики призывно белели уголками рекламных листовок и газет. Пресса торчала из всех щелей, а невостребованные листовки слоями усеивали пол под ногами. Вера потянула за бумажный лист, видневшийся в прорези знакомого ящика. С усилием извлекла на свет газету с полуразодранным заголовком. После путешествия сквозь щель верхний слой сморщился в гармошку.
— Ну, вот порвала, — огорчился Петька. — Опять тебе от бабушки достанется!
— Хотела помочь, чтоб ей лишний раз не спускаться, — огрызнулась Вера. — Она ж еле ходит.
— А что — ключей-то нет?
— Ключи она мне не дает. Не доверяет. Хочет всё сама.
— Ага. Она считает, что ты всё делаешь плохо! Даже замки плохо открываешь! — высунул язык Петька, дразнясь. — И правильно думает.
Опередив маму, он понесся скачками на верхний этаж. Надоело тащиться. Над головой — быстрые, шлепающие удары башмаков. Минута — и он уже на два этажа выше.
Эх, знал бы дорогой сыночек, как всё это не смешно. Сколько душевных вывихов, нервных вздрогов и ночного бессилия связано у Веры с этой пятиэтажкой. Непроизвольно прикоснувшись к перилам — в поисках опоры, она брезгливо отдернула руку. Какое тут всё пыльное, старое… Пропиталось неистребимой плесенью, на которую не действует ни хлорка (тщетно применяемая жильцами), ни побелка со штукатуркой. Плесневелый запах устойчиво висел в воздухе, смешиваясь с пряными ароматами борща и спрея против тараканов. На встречу с мамой Вера так и не успела настроиться. Пока она поднималась, Петька уже долбил и звонил в дверь.
— Тссс… Цыц, — фыркнула было Вера.
Но её шипение перекрыл скрипучий голос двери.
— Бабуль, ну и запах у вас в подъезде! — запыхавшись, делился эмоциями Петька, сдёргивая и бросая куртку на пол.
— Ну-ка подними, подними! — требовательно заголосила Нина Федоровна, не утруждаясь приветствием. — Это мать, что ли, тебя научила такому беспорядку? Нечего у меня тут мусорить.
– 'Мать научила', - с ходу взбаламутилась Вера. — Как будто я не тут стою, прямо перед тобой! Ты что — о посторонней тетке говоришь?! Я вообще-то тебе дочка, не чужая.
— Петь, ты гвоздик, что ли, не видишь возле тумбочки? Ослеп совсем? Ну-ка вешай на гвоздик! — воинственно подбоченилась хозяйка, игнорируя Верины комментарии — впрочем, как и её саму. — Хам какой вырос, это же надо! Совсем некому воспитывать.
— Где тут твой гвоздик? Его в темноте не отыщешь, — сполз на капризный тон Петька, комкая куртку. — Нельзя разве нормальную вешалку повесить?
— Очень она мне нужна — ваша 'нормальная вешалка'. Только деньги тратить! Да сейчас нормальных вешалок и не делают… Мне удобно с гвоздиком, понимаешь?
Нина Федоровна, устав от объяснений, привалилась к соседней стенке.
— Мам, а нам удобно у тебя без вешалки? Ты о нас подумала? — попыталась встрять Вера. — Почему нужно думать только о себе?
— А кто же обо мне подумает? — изумилась Нина Федоровна. — Уж не ты ли? Ты сроду о матери не позаботишься!
— Бабуль, я телевизор включу? — просительно заканючил Петька, устремляясь в большую комнату. — Там сейчас как раз мультики.
Не дожидаясь ответа, он тюкнул кнопку пульта. Экран вспыхнул и почти сразу погас по мановению твёрдой руки хозяйки.
— Оставь, — решительно пресекла Нина Федоровна, отбирая у него пульт. — Я всегда вечером телевизор смотрю. Сейчас не время.
— Мам, ну ты-то тут при чем? — ахнула от возмущения Вера. — Он же для себя просит! Сам хочет мультики посмотреть… Ты что — не можешь для внука?
— А я у тебя — всегда не причем. Тебя послушать — мать у тебя на последнем месте. Тебе до кого угодно есть дело, только не до неё! Зачем приходить ко мне тогда?
Возразить было нечего. Вера и не приходила, сколько могла. Использовала каждую возможность не приходить. Но в этот раз никак не получалось не прийти.