Выход где вход
Шрифт:
— Это вы каждое воскресенье так едите? — впечатлилась Вера. — Да тут никакого здоровья не хватит. Не говоря уже о деньгах.
— В Костиной семье так принято. Они привыкли по выходным собираться вокруг стола. И даже сейчас, когда все живут отдельно, стараются в своих домах это поддерживать. В больших обедах есть какая-то устойчивость.
— Ну, не знаю, — неодобрительно протянула Вера. — Одно дело в прежние времена, когда все жили в одном доме, и за столом собиралось несколько поколений. А сейчас-то что? Тебе только лишний труд.
— Я привыкла, —
Она водрузила на стол ушастую супницу из голубоватого фарфора и приоткрыла крышку. По кухне поплыл крепкий грибной аромат.
— И потом мне вас хотелось получше угостить, — в супницу нырнул блестящий половник. — Вон Петечка у нас давно не был. Хоть покушает…
Петька, натянуто улыбнувшись, присел на краешек стула. Незаметно отодвинулся подальше от Альбины, навязавшейся рядом со своей тарелкой. В прихожей заскрежетали замки. Маринино лицо осветилось, а через минуту в дверях показался Костя.
— Ты почти вовремя, — любовно упрекнула Марина, получив в ответ снисходительно-любующийся взгляд и лучезарную улыбку.
Поцеловав Костю, она прильнула к нему на мгновение. У Веры шевельнулось внутри неприязнь. Прилюдно целующиеся парочки всегда её смущали. Теперь же, когда подруга улетучивалась из Вериной жизни, это выглядело нарочитой демонстрацией семейного благополучия. Вере снова почудилось, что её хотят уязвить.
— Пироги с чем? — вопросительно промычал Петька.
— Вон те — с капустой. Кругленькие — с яблоками, а лодочкой — с грибами, — пояснила Марина. — Берите, берите.
— О, привет! Как поживаем? — расплылся в улыбках Костя, обрадовавшись Петьке. — С Верой-то мы часто видимся, а Вас, молодой человек, давненько не встречали. Как дела? Как информатика? На Олимпиаду, говорят, ездил?
Костя потянулся за пирогом, а Вера, уворачиваясь от его локтя, энергично нахваливала Марину и её кулинарное искусство. Не говоря о личной самоотверженности — такой обед соорудить! Небось, ночь не спала? Или вчера полдня потратила?
— Вчера мне не до обеда было, — скромничала Марина. — Вчера Софья опять забегала — перед отъездом. Но мы уже только о личном говорили. До рассуждений о телесности Москвы и интеллектуальности Питера, дело не дошло.
Веру неприятно поразило, что Софья, обещавшая сидеть в архиве безвылазно, нашла время заглянуть ещё раз к Марине.
— Что, что? — заинтересовался Костя. — Что за сравнительный анализ?
— Ой, мы тут на днях с Софьей и Верой сравнивали Москву с Питером… Разумеется, в пользу Питера, — развеселилась Марина. — У Москвы оказалось главное свойство — страсть к чаепитию и длинным обедам. А у Питера — его фантазийность, сотворение из пустоты. Ещё Вера нам про Петра Первого рассказывала.
— Ей открылось что-то новое, неведомое историкам?! — немедленно впал в саркастический тон Костя.
Вера сумрачно наблюдала за происходящим и с болезненным любопытством прикидывала, до какой степени унижения ей ещё придется дойти? Снисходительно смеются, подтрунивают,
Однажды Вера с Петькой минут на сорок застыли у клетки с орангутангом. Крупный самец, подперев щеку пятерней, задумчиво пялился на зрителей. Рассматривал таращившихся на него людей с печалью и проницательностью Сократа. Давненько Вере не доводилось видеть такую безвыходную скорбь. Орангутанг не смотрел, а созерцал, словно с другой планеты. Но тогда они с Петькой только прыснули хором, настолько уморительно это выглядело: толстопузый уродец с кожаной харей, крупным черепом и щёлочками глаз, а туда же — грустит о чём-то.
— Напрасно веселитесь, — вступилась за себя Вера, копируя Костин иронический стиль. — Петр — это страшная весть русскому уму: 'Жизнь есть только сон, вымысел! Что я намечтаю, то и будет'. Только с такими мыслями человек может основать столицу государства, где ему в голову взбредёт… На пустом месте, с нуля.
— Можно подумать у нас один 'вымышленный город' — Питер, — фыркнул Костя, отставляя в сторону опустошенную тарелку. — Да у нас вся страна — вымышленная! Большевизм — вполне успешная попытка начать жизнь 'с чистого листа'… На удивление легко оказалось стереть всё прежнее ластиком и заново придумать, каким должен быть мир, люди, человеческая природа. Не город, а целую страну удалось сочинить заново! И что характерно — воплотить свой вымысел в реальность.
Спор прервался из-за Марины, спохватившейся, что никто ещё не попробовал её салатов и заливного. Она принялась щедро раскладывать угощение по тарелкам. Петька наседал на пироги, а Аля задумчиво рисовала пальцем по скатерти, искоса поглядывая на Петю. Наконец, поддавшись Марининым уговорам, дочь стала развозить вилкой по тарелке составные части салата.
— Что до вымысла, — ухватилась за любимую тему Вера, — мне нравится, что в России такой простор для воображения. Нашу страну какой хочешь можно представить! Можно — злобной, тупой и варварской. А хочешь — духовной и высоконравственной. Или рыночно-банковско-торговой… Каждый верит своему образу. А реальность — бесчисленное множество самостоятельных 'образов-вселенных'.
— Угу, — мрачно кивнул Костя. — Зато, когда один из этих образов стремится подчинить себе остальные, то тут-то и начинается самое интересное… Все массово мимикрируют под победивший образец. Страна-хамелеон! Уж она точно никогда с собой не определится. Сколько опасностей вокруг, столько отыщется и красок, чтобы прикрыться. Главное — вовремя притвориться листиком, камушком или веточкой.
— Интересно, какого цвета сам хамелеон? — загорелась детским любопытством Марина. — Кто-нибудь знает, какой у него натуральный цвет — свой родной, исходный? Ну, ещё до встречи с опасностью? Зелёненький, небось?