Выход из Случая
Шрифт:
— Самолюбие… — сам себе сказал Долгополов.
От излишнего любопытства говорил он иногда лишнее и знал это за собой, так что ответа не требовалось.
— Точно, — кивнул вдруг зам по эксплуатации. — У нас в депо все такие — плюнешь, не глядя, а в самолюбие попадешь. Вы меня ведь снимать приехали? И приказ в кармане. Чего ж промолчали?
— С чем приехал, с тем и уехал, — отшутился Долгополов.
Они поднимались уже по служебной лестнице на станцию «Новоселки».
Молодая полногрудая женщина, с круглым лицом и неожиданными на этом круглом лице
— Гурий Степаныч, можно тебя?!
— Извините, — хмуро кивнул Долгополову зам по эксплуатации. — Жена…
— Пожалуйста. Я уехал.
Долгополов шел уже по платформе, унося в себе этот тревожно-летящий раскосый взгляд на круглом лице, невольно сопоставляя их рядом — ее и Матвеева, что же там общего, чего она в нем нашла? С любопытством поймал себя на этой простенькой мысли среднего обывателя. Хмыкнул. «Значит, нашла, — остановил сам себя. — Тебе-то какое дело?»
Состав будто ждал его. Долгополов вошел в вагон.
Машинист Голован, который был уже возле двери в тот же салон, отшатнулся и быстро пошел вперед вдоль состава — вроде с делом. Или просто гуляет. Хоть навряд ли начальник Службы знает Голована в лицо. Наверняка даже — нет. После сегодняшнего «ковра» разве только запомнит. Но тогда Голован не будет уже машинист, спасибо сопляку Федьке. А пока что машинист Голован просто не хотел ехать в одном вагоне с начальством. С Шалаем не захотел. С этим — тем более. Сегодня начальства тут набралось, как гвоздей в сапог. Кураев шныряет. Уехал. Длинный этот, который из многотиражки, тоже зачем-то тут. Тоже вынюхивает незнамо чего…
Состав с Долгополовым наконец отошел.
Ладно, на следующем…
14.26
Мимо контроля на станции «Новоселки» тихо, даже пугливо, прошел бледный ушастый мальчик лет восьми-девяти. С хозяйственной сумкой, которую он прижимал к себе тоже как-то пугливо.
— Постой. Ты с кем?
Даже вздрогнул, до чего же пугливый.
— Со мной он, со мной! — крикнула от дальнего АКЛ хрупкая пожилая женщина с черной кошелкой.
— Гляжу — он вроде боится, — контролер улыбнулась. — Думаю, вдруг один, потерялся, мало ли что.
— Нет, со мной. Он у меня молодец!
Какое там — молодец. Так и кинулся к женщине. Вцепился в кошелку. Хорошо, если не яйца, — побьет.
— Бабушка, а Маврик не задохнется? Давай откроем немножко!
— Ничего с ним не будет, не барин, — смеялась Ольга Сидоровна, отнимая от Антона кошелку. — Мы же так с тобой не доедем. Нас выставят.
— Я только щелочку сделаю…
— Вон, гляди, дежурная уже обернулась. Нет, ты нас выдашь! Знаешь, что? Давай лучше пока играть в такую игру — будто Маврика нет, чтоб никто даже не подумал, что он тут, в кошелке. Ну, сможешь?
— Всю дорогу? — огорчился Антон.
— Ну, не всю, — сжалилась Ольга Сидоровна. — Вон, гляди на схему: «Новоселки», «Парковая», «Площадь Свободы», «Чернореченская». Давай —
— А там уже выходить?
— Нет, еще потом одна остановка. На «Лиговке» выходить, гляди!
— А черепаху можно в вагоне вынуть?
— Черепаху можно, но Маврика — будто нет. Понял?
— Пошли садиться, — заторопился Антон.
Но поезд уже отходил у них на глазах.
— На следующем, — сказала Ольга Сидоровна.
14.29
Состав машиниста Комарова — тридцать первый маршрут — производил высадку пассажиров на конечной станции «Новоселки».
Комаров вышел на переходной мостик, уступил кабину маневровому, мимолетно сжал ему руку. Пошел вперед по переходному, между двумя поездами, выстави локоть — коснешься. Поезда вдруг тронулись одновременно, только в разные стороны, как им и надо. Разбегаясь быстро и плавно. Скользя. Будто разрывая вокруг Комарова замкнутое дотоле пространство, узкий и твердый переходной мостик.
Даже в глазах вдруг шатнулось.
И враз встало на свое место. Мостик. Пути. Платформы. По второму — уже опустела, последние тянутся к выходу. А по первому — подходят как раз, его пассажиры. «Красные шапочки» стоят на платформах, как вбитые в пол. Ровно и бдительно. После вчерашнего «Шапкам» теперь не повольничаешь в «Новоселках», долго глаз будет, уж с маневровыми не поболтать. Когда Ксана вот так же стояла, начальник станции — Кураев у них тогда был — из-за угла не ленился подсматривать, как стоят. Лишнее слово с пассажиром сказала, с машинистом — долой премию. Порядки были суровые. Ночью всей станцией балюстраду драить, пол опилками оттирать, эскалаторы выключены — сколько раз за ночь-то пробежишь вверх-вниз. Да с ведром. Ксана Светку ждала, уставала. Павел ночью выходил помогать. А утром фельдшер идет и всюду трогает ваткой: нет ли пыли. Большой человек был тогда фельдшер…
От будки в начале мостика, где лежат расписания машинистов, широко щерился навстречу подходившему Комарову маневровый Лягва.
— Я чего только, Павел Федорович, хотел сказать…
— Ну скажи, — Комаров засмеялся.
Лягва смешно шевелил толстыми губами, смешно взмахивал коротенькой ручкой и округлял глаза. Но звука вдруг не было, будто Лягву вырубили из сети. И вообще никаких звуков вдруг не было. Тихо. Только губы смешно шевелятся перед глазами.
Комаров успел удивиться. Но тут же, с полслова, звук и возник, будто кто-то включил на полную громкость Лягву и станцию.
—.. а не сразу к Шалаю, вот я чего думаю. Все-таки следовало, по-моему. Мол, так и так. Либо вы сами напишите, либо уж — извините, я сам не посчитаю за труд…
— Погоди, Костя, — остановил Комаров. — Начни-ка сначала. Я маленько задумался, пропустил, извини.
Сам еще удивился. Надо же так задуматься. Будто вырубился! И не вспомнишь даже — о чем.
— Я говорю, Павел Федорович, надо Федору все же было сперва подойти к Головану. Мол, так и так…
— А-а, понял, — кивнул Комаров.