Выход в свет. Внешние связи
Шрифт:
— А разве тебе по-другому снится?
— По-другому. Обычно я участвую во снах, но не могу их изменить. Но кто-то же программирует мои поступки!
— Твое сознание и программирует, — Аффа потюкала пальцем по моей макушке и снова умчалась в комнату. Я пошла следом. — Сны — это искаженная реальность, потому что твоя память сбрасывает балласт, накопившийся за определенный период. Мне вот на прошлой неделе приснился сон с гулянкой у препода по прогнозированию, и там собрался весь наш курс. Представляешь, что я вытворяла во сне? Перебила половину бутылок, обливала гостей, орала и прыгала на столе. Получилось, будто фильм посмотрела
— А бывают интерактивные сны? Или сны с продолжениями? — допытывалась я.
— Тебе зачем? — спросила Аффа, натягивая в спешке колготки. — Приснилось что-нибудь стоящее?
— Ничего особенного. Лес и звери, — объяснила я и включила телефон. В сумке у соседки коротко тренькнуло.
— Мне сейчас некогда, потом поговорим. Не вздумай отключаться! — пригрозила девушка, торопливо нанося макияж. И мне пора бы начинать собираться.
Ляпнувшись на кровать, я сладко потянулась. На экране телефона высветилась динамика недошедших звонков по причине отключения от сети. Два непринятых вызова от Аффы и одиннадцать от вчерашнего номера-анонима. От Мэла.
С забившимся сердцем я прижала телефон к груди. Как быть? Проигнорировать его настойчивость или перезвонить? И о чем говорить?
Неожиданно раздалась трель, и на экране высветились ставшие знакомыми цифры. Мэл.
Ответить или нет, ответить или нет? — заметалась я, взбудоражившись заставшим врасплох вызовом, а телефон трезвонил, не умолкая.
Ну и пусть! — нажала кнопку соединения и, медля, поднесла к уху. В трубке стояла тишина, а затем послышался не то шорох, не то громкий выдох.
Я вжалась в кровать. Не стану начинать разговор первой. Пусть он что-нибудь скажет. В конце концов, для чего позвонил?
Мэл не говорил. Он делал.
Умывался, о чем сообщило журчание воды, чистил зубы, брился, донеся до слуха тихое жужжание машинки. Хлопал дверьми, щелкал выключателями, шлепал босыми ногами по полу. И держал телефон у уха, слушая меня.
В общем, Мэл — это Мэл, и вел он себя гораздо увереннее, чем вчера вечером.
Ага! Я-то чем хуже? Вот возьму и тоже позавтракаю.
Вскочив с кровати, я вышла в коридор, не отлипая от телефона. Аффа, на ходу надевая пальто, закрывала дверь на ключ.
— Еще не собралась? И долго будешь блуждать непроснувшимся чучелом?
Я торопливо прикрыла микрофон рукой. Вдруг Мэл услышит и вообразит, чем это серая крыска могла заниматься ночью, проспав начало экзаменов?
Он услышал и вообразил, потому что серия коротких "ф-ф-ф-ф" подтвердила смешки через нос.
— Уже собираюсь, — сказала я одними губами.
— Не забудь об экзамене, — напомнила она о головной боли. — А то у тебя такое лицо, будто без ума влюбилась. В зеркале посмотри.
И выбежала из коридора.
Батюшки! Услышал ли Мэл? Срочно отключаюсь!
Зеркало у раковины показало правду. Щеки пунцовые, глаза блестят, волосы растрепанные — это не я!
Я чуть не нажала на рассоединение, но прислушалась к звукам в телефоне. Мэл ворочал посудой на кухне — переливал, бренчал, помешивая, прихлебывал. Вроде бы не слышал, — выдохнула с облегчением и вспомнила, что тоже хочу завтракать. Как-никак, предстоит трудный день, поэтому необходимо подкрепиться.
В общем, ужасно я покушала, с одной свободной рукой. Мэлу хорошо, он и левша и правша одновременно, а мне пришлось есть с ножа, открыв криво-косо упаковку с плавленым сыром, пить обжигающий чай, шипя, и грызть торопливо сушки, усыпав крошками стол.
На том конце соединения периодически наступала тишина, прерываемая смешками или прочими звуками. Мэл подогрел свой завтрак в печи и тоже ел. Сначала я не поняла, зачем у него стучит метроном, а потом догадалась, что Мэл успевал играть с вилкой. Поставит на зубчики — уронит на стол — перевернет, поставит на рукоятку — уронит — перевернет. Словом, и жевал, и развлекался, и меня слушал. Все успел.
Собиралась я тоже невнятно, уделив максимум внимания молчаливому собеседнику и минимум — себе. Вытащила из тумбочки пакет из продуктовой лавки и переложила из сумки все имеющиеся принадлежности. Вернее, просто-напросто перевалила, потому что управляться с одной незанятой рукой оказалось неудобно. Подумав, положила пачку денег в тумбочку, а в институт на всякий случай взяла пятьдесят висоров. Удостоверение личности тоже осталось в швабровке. Когда поедем в центр, прихвачу с собой, а сейчас оно не потребуется.
Мэл тоже собирался — гремел ящиками, шуршал, щелкал чем-то. Он оказался сноровистее меня. Закрыл квартиру и поехал вниз на лифте, пока я боролась с волосами, расчесывая.
— Архип! — сказал, приветствуя консьержа, и направился к выходу.
Это было первое слово, точнее, имя, произнесенное Мэлом за всё время телефонного молчания. И снова в трубку набились звуки: открылась дверца машины, заскрипело кожаное сиденье, заработал двигатель, зашумел кондиционер, заиграла музыка. Сегодня Мэл не стал выключать магнитолу, словно подгонял меня ритмичной мелодией. Мол, смотри, Папена, я приеду из другого конца города быстрее, чем ты доплетешься из общаги, которая находится в ста метрах от института.
Пришлось ускорить сборы. Поглядев на изменившуюся в результате вчерашнего экспромта юбку, я приняла решение. Интересно, понял ли Мэл по отчаянным вздохам о долгих сомнениях в выборе одежды.
Намазавшись духами, я кинула флакончик с вытяжкой разъедалы в пакет. Вспомнив о витаминно-успокаивающем комплексе, бросилась к столу и принялась торопливо отмерять и отсчитывать. Также суетливо выпила, а Мэл убавил и без того тихий звук в магнитоле, чтобы слушать, как я пью.
Нанеся на губы бальзам, я ринулась к двери за курткой и проиграла Мэлу окончательно, потому как телефон доложил, что двигатель затих, и хлопнула дверца машины, и что с Мэлом здороваются, и он отвечает, пожимая руки и говоря: "Привет!" или "Здорово!" или "Нормально", "Класс!", и поднимается по ступенькам института.
Повертевшись, я пыталась разглядеть, как сидит на мне куртка. Отвратительно она сидела и юбку совсем не закрывала. Ужас как коротко, но переодеваться некогда, орудуя одной рукой или двумя, с телефоном, зажатым плечом.
Закрыв второпях дверь, я побежала в институт, запинаясь по пути о расставленные козлы, шурша газетами и полиэтиленом, в то время как Мэл вошел в холл, и мое ухо оглушил гул большого помещения. Сам Мэл исчез из динамика. Слышались голоса на заднем плане, говорили парни, но он все равно не отключался. Неизвестно, различил ли Мэл в шуме холла скрип снега под моими сапогами и учащенное от бега дыхание.