Выход в свет. Внешние связи
Шрифт:
— Не волнуйся, при гадании не перенапрягусь, — успокоила девушка, истолковав заминку по-своему. — Я не смогу открыть твое будущее "от" и "до", но и одного слова будет вполне достаточно.
И на том спасибо. "Лгунья!" — закричит Аффа, вперив в меня указательный палец, насмотревшись на заварочное будущее. Да, одного слова хватит с лихвой.
— Ну, пошли! Не ломайся, — потянула соседка, и я неохотно побрела за ней в пищеблок.
— Опять наврешь?
— Ни в коем разе. Это дело принципа, — заверила девушка, щедро сыпанув чайных листьев в кружку и в стакан с грифоном на подстаканнике.
— Поверю в последний раз, — проворчала
— Оставила записку, что после экзамена поедет к родителям, так что мы с ней разминулись.
Сегодня профессор сообщил Лизбэт, что ей не стоит питать напрасных надежд на совместное будущее. Как девушка пережила сногсшибательную новость? Выслушала с каменным лицом, а придя в общагу, сорвалась и устроила погром? Или кричала на Альрика и бросала обвинения? А может, кинулась ему на шею и открылась в своих чувствах? Раньше нужно было вешаться с признаниями, а теперь поздно — невестушка греет профессорский бок.
— И Капа пропал. Затих за стенкой, — перекинулась я на непутевого близнеца Чеманцева.
— Я столкнулась с ним сегодня, когда из института неслась. Он поехал к отцу.
— Знаешь, что Сима переехал в стационар к Морковке?
— Нет, — удивилась соседка. — Капа ни словом не заикнулся. И давно?
— Проходит реабилитацию, а потом выпишется.
— Поначалу я считала, что Сима пострадал заслуженно. Сам виноват, что нарушил правила, — сказала девушка задумчиво. — А теперь… Представила себя на его месте и поняла, что такое могло случиться и со мной. По правилам скучно и неинтересно жить, и все мы нарушали их и не раз. Меня тоже иногда заносит, только осознаю это задним числом. Не знаешь, сильно он пострадал?
— Понятия не имею. Хотела сходить в гости, но Капа сказал, что пока не стоит. У Симы обожжено лицо.
Соседка ахнула, прикрыв рот ладонью. В это время засвистел чайник, прервав тягостный разговор.
— Завариваем и идем гадать, — воодушевилась Аффа, прихватив со стола блюдце и ложку.
Когда кипяток в стакане окрасился в коричневый цвет, и чаинки опустились на дно, она проинструктировала:
— Не торопись пить. Как немного остынет, обхвати стакан ладонями и подумай о том, что для тебя важно. Потом выпей мелкими глотками, но не до конца, а остатки перелей на блюдце. Размешаешь ложечкой и оставишь, чтобы чаинки осели. Понятно?
Отчего же не понять? В моих руках побывало пророческое око, которое я раскрутила будь здоров, так что теперь знаю всю свою жизнь наперед.
Ладони обхватили горячий стакан, прикипая к стеклу.
Что для меня важно? Немногое. Учеба и ненавистный аттестат. Мама, которую страстно хочу увидеть и обнять. Мэл.
Нет, он не важен.
Каким же по счету оказался выпитый за вечер стакан? Шестым или седьмым?
Пальцы горели, горело горло, горел язык. Горели щеки, пока я думала о том, что оказалось самым важным для меня.
После того, как инструкция была соблюдена, девушка склонилась над блюдцем, на дне которого осел темный островок чаинок. Лично для меня не виделось особого смысла в том, как они улеглись, но соседка, попивая чаек, рассказала, что при гадании обращают внимание на фигуры, образованные чаинками, на расположение относительно середины блюдца и на равномерность распределения чаинок.
Молчание длилось долго, моя нервозность росла. Зачем я согласилась?
Наверное, заварка нашептала Аффе мой секрет, и она потрясенно застыла, не в силах поверить.
— Выбор, — сказала, наконец, гадальщица. — Тебе предстоит сделать нелегкий выбор, который изменит твою жизнь.
— Какой выбор? — переспросила я глупо, чуть не подпрыгнув от радости, что разоблачение не состоялось.
— Это ты должна знать, какой. О чем думала, о том и выбор.
Как Аффа и обещала, она прочитала по заварке одно слово.
Мне предстоит выбрать. Что? Или кого?
Ведь я думала о Мэле, пока пила чай.
Чаепитие разморило.
— А мне позвонил Сергей, — сказала соседка.
Я подняла удивленно брови.
— Тот, который подвозил на машине, — уточнила девушка.
— А-а. Уже?
— Ну да. Пригласил в цирк.
— В цирк?!
Смешно, взрослый дяденька приглашает взрослую тетеньку на представление для детей.
— Что ржешь? — насупилась Аффа. — Между прочим, там идут гастроли труппы Sabsidi [50] , и билеты раскуплены на два месяца вперед.
— На клоунов и гимнастов с собачками?
— Балда ты, поэтому не обижаюсь. Сразу видно, что из захудалой провинции. Там выступают сабсидинты [51] . Представь, человека замораживают с головой в стеклянном кубе, а потом он, как ни в чем не бывало, выбирается оттуда. Или огненные артисты: заходят в горящую камеру и выходят оттуда целыми и невредимыми. Еще есть те, кто на глазах меняет пигментацию кожи или складывается в коробку, потому что кости имеют необычное строение. А коронный номер — прозрачный человек! По нему можно анатомию изучать.
50
sabsidi, сабсиди (пер. с новолат.) — запас, резерв
51
сабсидинты — те, кто тренирует тело и развивает внутренние резервы организма
— Это же мутанты, — опротестовала я щенячий восторг. — Люди с отклонениями в организме, практически с уродствами, а ты будешь хлопать и восхищаться. И не совестно? По-моему это унижает их.
— Эва, ты живешь в мире, где принято считать, что верх — это верх, а низ — это низ, потому что таких как мы, большинство. Вдруг, наоборот, мы с тобой — настоящие уродины?
— Скажешь тоже, — растерялась я перед неожиданным выводом.
— Какая ты впечатлительная, — хихикнула девушка. — Некоторые из тех, кто имеет физические недостатки — в нашем понимании — развивают их с помощью тренировок и висорики, а потом выставляют на публике. Почему бы не заработать, если народ валит валом?
— Значит, Сергей тебе понравился?
— Он приятный и с ним просто.
— А как же Костик? — напомнила я о музыканте.
— Поезд проехал эту станцию, — беззаботно махнула рукой Аффа.
— А тот горнист? Который помог тебе собрать тетради на крыльце, помнишь?
— Помню, — сказала соседка, и её беззаботность улетела как дым. — Знаешь, Эва, наверное, наша встреча была сном или показалась мне. Я ведь тогда загадала, что если увижу кого-нибудь из горнистов, то вцеплюсь мертвой хваткой и вытрясу всю душу, чтобы поговорить с моим черненьким. Но, видно, не судьба.