Выхода нет
Шрифт:
– Ну что, куда ты? – спросил собирающийся уйти под деревья Фролов.
– Мне надо пройтись.
– Ну пошли, проводишь меня, – закурил свой «Мальборо» вонючий и сравнялся в шаге.
От солнца слезилось. Я и забыла уже, каким ярким может быть город, словно под амфетаминами. Яркие машины, из которых доносился оранжевый блюз. И вроде бы все пытаются что-то успеть, но вовсе не торопятся. Странное ощущение придуманной яви. С ветки на ветку перекатывался солнечный шар. Весь этот полуденный зной сковывал грудную клетку, и невозможно было продохнуть – еле дышалось.
– Жареное солнце сегодня, – наконец вздохнула.
– Так
Курить не хотелось совсем. Хотя, возможно, сигарета сейчас помогла что-нибудь придумать. Тревога сжала, как в объятьях. Не отпускало желание скорее это всё прекратить.
– Мне нужен нормальный кофе! – единственное решение, которое смогла принять в этом осознанном бессознательном.
– К «Лимону» тогда надо.
В «Лимоне» было всё как в Греции. Хочешь сухую лапшу – покупай, хочешь заварить – там и заваривай. В ларьке продавали сигареты, пиво, и что самое важное – там варили кофе. Рядом с магазинчиком всегда толпились люди. Еще бы, «Лимон» был создан для студентов и алкоголиков. Единственный на районе круглосуточный магазин. А чтобы вы понимали, в том моем две тысячи восьмом году алкоголь можно было купить в любое время суток. Закончилось у вас обжигающее – беги за второй.
– Слушай, Лёш, а Перун путешествовал во времени?
Лёшка был из тех, кто собирались по выходным в поле и бились на мечах. Их женщины варили щи из крапивы, а дети тех, кто постарше, разжигали огонь при помощи трения камней. Лёшка занимался исторической реконструкцией. Вообще, славянская мифология была коньком Фролова – уже потом, ближе к тридцати, он издаст восемь книг из своих мифологических фантазий и заведет ютуб-канал, продолжая по выходным ходить в кольчуге и биться на мечах. А тогда, в двадцать, он просто планировал выжить, потому что столько пить, сколько пили они по пятницам с Лиманским, можно было, пожалуй, только славянскому богу Припегала.
– В мифологию ударилась?
– Головой, кажется. Так что там Перун?
– На самом деле реальной славянской мифологии почти не сохранилось, совсем немного фольклор донес, но там собирали этнографию всего два человека буквально – Веркович и Афанасьев. В летописях краем совсем, имена богов в основном.
– Что, совсем никто не путешествовал? Зачем тогда ваша эта мифология нужна?
– Ну, потенциально Баба-яга была стражем между мирами, изба ее всегда на краю леса стояла, метафорически, как раз на границе между миром тем и этим. Молодильные яблоки время вспять отматывали, но связано ли это с мифами, не уверен. Это если брать славянскую мифологию.
– А что-нибудь типа «уснул дома, проснулся вчера» было?
– В нашей нет.
– В нашей? В моей Адам и Ева по деревьям лазали, яблоки срывали. Яблоки!
– Ну в славянской, фух, – выдохнул глубоко – задела, по ходу, – В индийской мифологии такое было. Царь Мучукунда попросился поспать и проспал несколько веков, а потом раз – и в будущем проснулся, враги разбудили.
– А в прошлом? Летал кто-нибудь в прошлое?
– Марти Макфлай летал.
– А это какая мифология?
– Мифология Эмметта Брауна.
– Никогда не слышала.
– Демидова, блин! – подытожил он красноречивым «блин» мое киноневежество.
Да, «Назад в будущее» я посмотрю в две тысячи шестнадцатом году вместе с Даней. Именно такое же «блин, Демидова» скажет и он. Посмотрю и забуду.
– Короче,
– Ты сегодня странная, Маш.
Я бы вообще себе в тот день не доверяла. Странная Маша – это как-то мягко еще.
– Впрочем, как и всегда?
Не можешь оправдаться – шути. Так учил Кулагин.
– Впрочем, как и всегда, – подтвердил он.
У «Лимона», как и ожидалось, толпились люди – кто-то за кофе, кто-то за пивом. Небольшой ларек в восемь метров с гигантским фруктом на крыше обступили студенты и любители, что покрепче кефира. Чем ближе мы подходили к дверям, тем сильнее доносился запах кофе. Вкусного кофе, который спасал. Невкусный никогда не спасал. Май. Жара. Канун сессии. Кругом студенты. Кайф.
Кофе в «Лимоне» всегда был чуть горьковатым. До сих пор помню вкус его и градус. Это был первый курс, мы только поступили на журфак. И я была остро ориентированным молодым журналистом с четким представлением о том, что если начнется война, я уеду на войну, если будет митинг, я его возглавлю, если будет разбой, я его предотвращу. В общем, я была дотошным, занудным подростком. Желание всегда отстаивать свою точку зрения, искать справедливость и спешить на помощь было настолько гипертрофированным, что из него можно собирать инсталляции для музеев современного искусства. Тогда всё было с этим запахом справедливости.
И вот мне семнадцать, мы с группой идем пить пиво на Курган Бессмертия, это парк такой за «Лимоном». Прямо на лавках, прямо в центре города. Тогда это еще можно было. Я стою в очереди и вижу боковым зрением, что тот, кто стоял передо мной у кассы, осторожно, как бы незаметно просовывает руку к распахнутому кассовому аппарату, и пока продавец ищет ему что-то на прилавке, тащит из-под носа деньги.
Дальше ничего не помню. Помню только, что кофе, который был еще горяч и свеж, льется на руки этого горе-воришки. Крики, отборные очень смелые слова летели в меня, на меня бы он тоже налетел, но перехватили. В общем, он извинился перед кассиршей, а мне пришлось заплатить за чужой кофе, за ожоговую мазь этому парню и еще пивом угостить и провести профилактическую беседу. Собой я осталась довольна. Руки еще долго пахли колумбийскими мальчиками с полей.
– Может, по пиву? – предложил Фролов.
– Очень хочется, но нет.
– С тобой точно что-то не так.
– У тебя бывает так, что просыпаешься и не понимаешь, что происходит?
– Каждую субботу.
– М-м-м. И что ты с этим делаешь?
– Опохмеляюсь.
Бинго! Решение всех недугов найдено. Опохмел – и ты снова на своем месте. Но не тут-то было. Может быть, и стоило в тот момент бахнуть чего-то восьмипроцентного, но ладошки потели, а в голове мысли собирались на консилиум.
– Лёш?
– М?
– А как люди сходят с ума?
– Обычно незаметно.
– То есть теоретически я могу уже сойти с дистанции?
– Ты слишком нормальная, чтобы быть ненормальной.
– И после всего, что было сегодня, тебе правда так кажется?
– Это твое обычное поведение в этой среде обитания. Мне хочется так думать.
– И мне хочется, Лёш.
Очередь двигалась медленно, под ногами шуршал гравий, в голове шла планерка, где мысли без остановки перебивали друг друга, как на программе Соловьева, и что-то утверждали, утверждали, а шеф-редактор всё никак не говорил свое «утверждено!».