Выхода нет
Шрифт:
Новости здесь никогда не заканчивались, сколько всяких сюжетов, словно повестей, понаписывала тогда. Внутри, как струнами, переливалось волнение, такое приближающееся цунами. Этот город, так же как и редакция, до сих пор остались загадочно любимыми. Вроде бы так ничего и не случилось, а вроде бы столько всего прочувствовала. Среди этих кабинетов пропадала такая девчонка, а ее никто не ценил.
На проходной всегда кемарил дед Костик, спрятав глаза под кепи. Пропуск он спрашивал через раз. Всех обычно знал. Но чужаков сверял дважды по фотокарточке в компьютере: на входе и выходе. Ко мне дедушка всегда был нежен: то шутку дурацкую расскажет и сам посмеется, то «антоновку» с дачи притащит.
– Здрасьте.
Вошла,
– Привет, Манечка, – высунул нос из-за монитора компьютера.
Поднялась осторожно по скользкой лестнице, держась за перила, и через два пролета оказалась в центре всех новаторских взглядов этого города. Тогда казалось, что удивительных и талантливых людей этого здания собрал боженька-вольнодумец, который, как через ситечко, просеивал толпу недостойных, выбирая особенных. Красивые, смелые, с идеями в голове и с бесконечным желанием превращать задуманное в жизнь. Это сейчас я понимаю, что просто кто-то перечислял на счет компании деньги и просил их вкладывать хоть в какие-то проекты. У Серёжи Орлова, шеф-редактора телекомпании, это неплохо получалось.
Три года я добивалась того, чтобы стать стажером. Зазванивала телефон редакции с вопросами: «Вам стажеры не нужны?» Вываливала пачками свои талантливые, так казалось мне, идеи на Орлова. Караулила шеф-редактора на городских мероприятиях, чтобы он запоминал меня в лицо. Со временем он стал узнавать и здороваться. А потом и вовсе сдался. Так на третьем курсе я стала своей в редакции. Орлов долго мурыжил меня и отправлял на съемки с другими корреспондентами. За ними я бегала как хвостик и служила подставкой под кофе. А потом Серёжа сказал: «У тебя есть три месяца», дал в руки микрофон – и за спину оператора.
Первый сюжет вышел в марте. Снимали про посевные работы в полях. Четыре утра, отец заводит машину, чтобы к пяти привезти в редакцию. Я не сплю всю ночь. Готовлюсь. Ну как готовлюсь – нервничаю. В пять утра я в редакции. И вот раннее утро, кругом темень, дядь Костик храпит на проходной, я осторожно, чтобы не разбудить, крадусь по лестнице, не держась за перила. Считаю ступени под ногами зачем-то. Впереди у меня яркое путешествие в настоящую журналистику. Мне не хватает трех ступеней до пролета, нога соскальзывает, и я комочком гнева качусь семнадцать ступенек вниз. Прихожу в себя, только когда дядь Костик тихонечко стучит по щекам и просит посмотреть на него. Я смотрю. Он спрашивает, как я, а я не очень. Но выбора у меня нет – сюжет сам себя не снимет. Так я узнала, что падать на кафельный пол больно и что поручни придумали специально для меня.
Сюжет вышел хороший, а я не очень.
– Растяжение, – констатировал врач.
– За перила держись, – провожая из кабинета, крикнул старикашка в белом халате.
В мае моя стажировка подходила к концу и, что уж тут, чем она закончится, я знала. Поэтому этот мой визит в редакцию был, скорее, чтобы еще раз убедиться в том, что они там, в будущем, будут все жалеть, когда увидят меня в эфире федерального телеканала. Где они сейчас, а где я, м? Конечно, можно сколько угодно убеждать себя, что где родился, там и пригодился, но мое здесь появление никак не связано с моими желаниями и возможностями. Появиться здесь – как будто переступить черту и понять, что та Демидова и Демидова нынешняя – две разные Демидовы. И та, которая сейчас мне нравится больше.
Пустой коридор был схож с тем, что описывают, когда умирают: длинный тоннель и в конце ослепляющий свет. Свет шел прямо из центральной двери, над которой висела красная табличка «Идёт съемка!» Там, в кабинете за стеклянными стенами, происходило волшебство.
Не нарушая
– Наташа, твое право – это другое право! Право там, чем ты ешь!
– Я левша! – отвечала холодно ведущая.
– Наташа, да выйди ты из кадра!
Отключил микрофон, сбросил наушники, как обузу, на стол.
– Дура! – бросил вслед наушникам.
– Привет, – отозвалась я из-за спины.
– Еще одна! – обернулся и, не задерживая взгляд на мне, встал и вышел из аппаратной.
– Что, даже здороваться не будешь? – поспешила за ним.
– Сначала научись разговаривать, а потом заходи. У меня нет времени на тебя.
Он вошел в свой светлый кабинет и, не захлопнув дверь, дал возможность быть униженной. Так он любил наказывать подчиненных. Мол, разговор с тобой короткий, продолжать не буду, если хочешь – заходи. Но помни, что если зашел, то выбор сделал! И дальше разносил по полной, по каждой строчечке в тексте и по каждой склеечке в сюжете.
Орлов был человеком-пушкой, бомбической пороховой пушкой, которая, если зажечь, стреляла на поражение. Стоило кому-то чиркнуть спичкой – фитиль нервной системы Орлова делал «пш-ш-ш», и всё вокруг превращалось в пепел. Он ловко жонглировал словами: всегда знал, как побольнее ударить, элементарно соединив обстоятельство и сказуемое. Например: «Пошл вон!» Потом он, конечно, жалел, возвращал человека, но ноги тому пленному корреспонденту уже оторвало во время обстоятельства, назад их не пришьешь. Орлов любил и умел нравиться. Это его буквально подбрасывало вверх. Мог ходить и слегка подпрыгивать, если сумел заключить рекламный контракт или продать крутой сюжет, который забрали федеральные новости к себе в вечерний выпуск. Нравился в редакции он всем: начиная от меня, стажерки, что уж тут, до жены генерального директора. Да и директор был им очарован. В уши лить Серёжа умел изысканно и со вкусом булочек «Синнабон». Все три месяца стажировки на канале я ходила за Орловым хвостиком, чтобы быть как он. Говорить как он, читать как он, писать, снимать, покрикивать на людей, монтировать. Это был мой краткий экскурс в профессию. Мой кумир. Но больше всего мне нравилось слушать его бесконечные истории о том, какой Серёжа молодец. Серёжа и правда был молодцом, но не только потому что был профессионалом, но еще и оттого, что привил мне любовь к кедам с тремя полосками. Помните Хэнка Муди из «Калифорникейшн»? Так вот Серёжа был кем-то между Хэнком и Александром Лыковым из «Улицы разбитых фонарей». Скажу честно, в мужской красоте я вообще мало что понимаю, а вот в харизме я эстет.
А харизма у Орлова была стабильно уравновешенная. Покорял всех – сразу и наповал. Хватало элементарного взмаха ресницами, улыбки, и всё – Серёжа в топ-пять для всех женщин, кому «за», ну и кому «не за» тоже. Однажды он позвонил мне ночью пьяный из какого-то клуба и, не теряя речевого равновесия, сказал:
– Машка, у тебя такие глаза красивые, тебе кто-нибудь об этом говорил?
А мне не говорили.
Конечно, утром он понял, что что-то пошло не так после третьего односолодового, и решил больше к этому не возвращаться.
– Машину включи!
Скомандовал, зная, что вошла следом. Включила компьютер.
– Найди страничку в «ВКонтакте» Антона Крылова.
– Ну, – быстро нашла в поиске.
– Завтра поедешь снимать его.
Сел напротив меня на крутящийся стул, оттолкнулся ногой и поехал по комнате, кружась в карусели.
– Этот парнишка пишет классную музыку. Выступал у «Сплинов» на разогреве, сейчас пригласили на «Нашествие». Говорят, если выстрелит, далеко пойдет, – краткая характеристика от шеф-редактора.