Выхожу на связь(Очерки о разведчиках)
Шрифт:
После победы Йозеф снова вернулся на завод «Аэро». Работал несколько лет слесарем, контролером. Потом служил в армии, потом назначен в министерство иностранных дел…
Лиса-на-Лабе. Чистенький, тихий городок под Прагой.
Карела Цырына мы находим в сквере у ратуши. Сидит на скамейке, греется на солнышке. В молодой траве пасутся голуби. По дорожкам вышагивают молодые мамаши, катят перед собой кареты-коляски.
Карел Цырын с трудом возвращается к дням, отгороженным не только десятилетиями, а и всем строем жизни.
— Неохота вспоминать, будь они прокляты… В тот
Пока идем к дому Цырыновых, каждый встречный почтительно, первым, снимает шляпу. Знают и уважают здесь старого Карела.
Вера статна и красива. С модной прической: только из парикмахерской. Ищу на ее лице неизгладимую печать Панкраца. Нет ее. Время стерло.
— Как сказать… Зубы выбиты. И до сих пор снятся ночами кошмары. — Соглашается с мужем: — Да, он как предчувствовал, когда посоветовал мне спрятать донесения получше. Оказывается, гестаповцы пришли к соседям уже в обед и до следующего утра караулили его.
Наконец в пять утра ворвались. Ничего у нас не нашли. Меня избили, отвезли в Панкрац.
— Как же вы все выдержали, Вера?
— Наверное, отцовская закалка, коммунистическая. И посчастливилось, что в камере я оказалась с женщиной, которая была арестована уже давно. Она мне сказала: «Молчишь — бьют. Говоришь — все равно бьют. Это у них такой метод». И меня били, ох, как били! О том, что Карел не арестован, я узнала в Панкраце. Во время прогулки какой-то незнакомый человек шепнул: «Мужу удалось бежать». Кто тот человек, так и не узнала, больше его никогда не видела.
Вера накрывает на стол. Заваривает густой, крепкий кофе. Рассыпает по скатерти фотографии.
— Это я вскоре после освобождения. Кожа да кости.
— Сейчас вы выглядите намного моложе.
— Спасибо. Но это, наверно, действительно так. Вернулась я домой совсем больной. А потом отошла. Чего ж дома сидеть, когда надо помогать республике? Пошла на металлический завод «Кавона». С тех пор — металлист.
«Металлист» она произносит подчеркнуто, с гордостью.
— А еще о судьбе кого из боевых товарищей знаете?
— Ну, Кажа как работал, так и работает на станции Лиса. Видимся и с Вавринцем Корчишем, другом детства. Правда, теперь он далеко живет, в городе Литвинове. Вавринец стал научным работником. Руководит подготовкой аспирантов и рабочих-заочников на крупнейшем нашем химическом заводе имени Чехословацко-советской дружбы в Мосте.
На стене в квартире — грамота в рамке: «Президент Чехословацкой республики награждает за личную отвагу, проявленную в борьбе за освобождение Чехословацкой
— А где сейчас Сулига? — спрашивает Вера. — Как сложилась его дальнейшая судьба?
— А разве и он уцелел?
— Неужели вам никто не рассказал? Правда, никто лучше нас не знает… Когда революционные гвардейцы открыли двери нашей камеры, я выбежала в тюремный двор и увидела Сулигу. Он лежал на земле, истерзанный, избитый, не мог даже подняться. Кое-как я дотащила его до ближайшего убежища, потому что фашисты уже начали обстреливать Панкрац. Люди в убежище отдавали нам все, что у них было: еду, одежду. Помогли нам добраться до дома, где располагался медпункт повстанцев. Двое суток я не отходила от Сулиги. Он нуждался в срочной врачебной помощи. И его отправили в лазарет на той самой Карловой площади, где мы впервые встретились с ним… Передала Сулигу врачам, а сама вернулась домой, в Лису, — я и сама-то еле дышала. Карел был уже дома. Он так волновался, так ждал меня! — Вера смущенно и счастливо улыбнулась. — Ну а через несколько дней, 12 мая, мы оба приехали в Прагу, в лазарет, и увезли Сулигу к себе. У нас он лечился и отдыхал. Потом за ним приехали офицеры из штаба 1-го Украинского фронта. С тех пор мы ничего не знаем о нашем командире, — закончила свой рассказ Вера.
Многие годы разыскивали Сулигу его бывшие боевые товарищи. Куда только не писали. Отовсюду ответ: «Степан Сулига не числится», «не значится», «такого не было…»
Не мудрено, ведь действительно Степана Сулиги не существует на свете. В штабе 1-го Украинского фронта отважного разведчика знали под псевдонимом Лукашевич. Имя «Степан Сулига» он придумал себе уже под Прагой, когда понял, что воспользоваться «легендой», разработанной в штабе, не удастся. Впрочем, не совсем придумал. Еще во Франции, после побега из лагеря интернированных бойцов испанских интернациональных бригад, он жил в городке Санте-Элюа у коммуниста подпольщика Владислава Сулиги… Настоящее же имя руководителя разведгруппы — Иван Прокофьевич Курилович.
В том же 1965 году, вскоре после возвращения из Праги, мне удалось разыскать и Куриловича. Город, в котором он руководил партизанским подпольем, в котором начал свою деятельность разведчика штаба 1-го Украинского фронта, — теперь его место жительства: Львов, улица Осипенко, дом 5, квартира 8.
Не удивительно, что ничего не знали о нем в Чехословакии. Даже во Львове почти никому не известно о его героическом прошлом. Потому что настоящие герои скромны. Они считают, что делали то, что должны были делать. А бывшие разведчики вообще не вправе говорить о себе… Конечно же, очень интересно было узнать, как сложилась после войны жизнь Куриловича.
Приехав во Львов, я поспешил на улицу Осипенко. В просторной прохладной квартире уют и добропорядок, свидетельствующие и о домовитости хозяйки, и о том, что этот дом счастливый. В гостиной — фотопортрет красивой девушки.
— Дочь. Уже упорхнула. Вышла замуж за офицера. Хороший парень…
Иван Прокофьевич в летах, ему за шестьдесят. Сухощав, подтянут. В черном строгом костюме и при галстуке. Он только что вернулся с работы. Необычная профессия ныне у бывшего воина-разведчика, совсем мирная: директор ресторана.