Выиграю твою жизнь
Шрифт:
Выражение моих глаз так же чисто, как и помыслы. Я тоже умела врать и притворяться. И если с Шамилем справиться я пока не могла — тот читал меня как открытую книгу, то Яна обвести вокруг пальца сумею.
Пусть лучше думает, что я стыжусь собственной матери и её пагубных привычек, чем работаю на человека, желающего сделать из «Рая» погребальный костёр.
— Нет проблем, малышка, — улыбается он мне, озаряя комнату светом.
Вот же жук. В голову приходит догадка. Ведь его вполне мог подослать и сам Хозяин. Право, не будет же он лично утруждаться, соблазняя меня,
Его взгляд опускается на мои руки. Вздрогнув, я прячу изуродованные экземой пальцы в карманы брюк. Движение почти рефлекторное, но мне всё же не хочется показывать моё уродство. Несмотря ни на что, я и так выгляжу паршиво. А тут ещё и это…
Парень вновь непринуждённо нарушает мои границы, сжимает запястье и тянет руку на себя. Рассматривает потрескавшуюся розовую кожу.
— Тебе не место здесь, — впервые в его голосе не звучит фальшь, — я что-нибудь придумаю.
Напоследок он подмигивает мне и удаляется.
Жутко хочется проследовать за ним. Узнать предмет разговора. Но это невозможно. До кабинета Ямадаева несколько постов охраны, которые я не пройду без его разрешения. В бессилии возвращаюсь к работе. Остервенело драя посуду и злясь на себя.
В конце смены, когда ощущаю себя полностью выпотрошенной, ко мне подходит Нелли.
— Хозяин сказал, чтобы ты прошла в его кабинет, — сообщает, задирая выше нос. Словно напоминая, что я ниже её по статусу.
Молча следую из комнаты, грубо толкая администраторшу плечом. Когда-нибудь я научусь контролировать свои эмоции, как Ямадаев. Но не сейчас. Сейчас я учусь лишь наживать врагов.
В детстве отец любил повторять, что, выходя из дома, следует класть на язык кусочек сахара. Вот такая житейская мудрость от криминального авторитета. Но яд во мне всегда превышал уровень глюкозы.
По знакомому маршруту следую к хозяйскому кабинету. Почему-то подлое, непослушное сердце сладко сжимается в груди от предвкушения встречи. Неужели на меня так влияет его красивая физиономия? Или предположение о том, что этот мужчина способен укрыть меня ото всех бед. Отомстить моим врагам, стерев их в порошок. Я даже не сомневаюсь, что это в его власти. Только подобных желаний он явно не имеет. Да и я привыкла справляться сама.
Охрана с внешностью головорезов пропустила в кабинет. Я тихо юркнула внутрь, нагло усевшись в кресле, хотя мне никто не разрешал. Шамиль не смотрел на меня, делая вид, что не замечает моего присутствия.
Впитывала в себя его образ. Сегодня на нём другой костюм. Тёмно-синий в клеточку. Все пуговицы застёгнуты. Чёрные волнистые волосы убраны назад. Лишь проступающая на щеках щетина выбивается из детально спланированного образа, делая его лицо более хищным и опасным. Высокие скулы, чётко очерченные губы — всё в его внешности напоминало зверя. Дикого и необузданного. Но делающего вид, что вовсе не опасного. Только я ни капли в эту иллюзию не верила.
— С завтрашнего дня ты будешь обслуживать второй этаж, — не отрываясь от бумаг и не поднимая ко мне глаз, произносит он, — тебе запрещено покидать место работы. Если я узнаю, что ты совала свой нос туда, куда не следует, — будешь наказана.
На последних словах он поднял на меня взгляд. Почти чёрные глаза обещали кровавую расплату за нарушение его приказа. Но я-то знала, что нарушу. Ранее уже слышала эту угрозу от него, и теперь жаждала столкнуться с её воплощением лицом к лицу.
Какое меня ждёт наказание?
Глава 13
Меня никогда не наказывали. По крайней мере родители. До убийства отца мне позволялось вести себя, как пожелаю, и говорить, что в голову взбредёт. Дерзить учителям, репетиторам, охране, если я считала, что со мной поступают несправедливо. Набить синяк однокласснику, который по глупости сказал плохое о моей матери. Или, что ещё хуже, обидел Василька. Тихого, интеллигентного мальчика, отличавшегося от сестры-близняшки, как день от ночи.
Отец лишь посмеивался, когда его вызывали в школу. А я вместе с ним. Меня забавляло наблюдать за тем, как строгие учителя тушуются перед мужчиной в строгом костюме, так внешне похожим на остальных родителей учеников элитной школы. Здесь все были мне равны. Но только мой папа мог закатать кого угодно в асфальт. Это придавало сил бороться с любыми невзгодами. Да и какие трудности могли возникнуть у девочки, которую привозят и забирают на «Майбахе»?
Таким был способ воспитания моего родителя. Возможно, оттого, что я копировала его поведение, никакие проказы не вызывали у него желания поставить меня в угол, надавать по заднице, и что там ещё делают взрослые, в воспитательных целях.
Вот только когда я попала в дом бабушки, то поняла, что жестокость людей имеет множество граней. И если безразличие и отстранённость партнёров отца, которых я знала с детства, меня хоть и поражала, но не сильно удивляла. То поведение бабки, наверное, до конца жизни останется для меня загадкой.
Я не знала её, мать с ней не желала общаться, и, если бы не смерть отца, вероятно, мы бы так и не познакомились.
И вскоре многое в поведении и прошлом матери для меня стало понятным. Красивая девочка, улыбающаяся со старых фотокарточек в альбоме бабки, имела очень грустный, затравленный взгляд. То, что её нещадно били, унижали, третировали, оказалось вдруг очевидным, ведь эту стратегию поведения бабушка не изменила и со мной. «Любя» меня так же, как и дочь.
Подозревала, что мама отчасти потому и принимала наркоту, чтобы уйти в нирвану и не слышать голоса бабки. А так как её дочь не реагировала больше на оскорбления, она полностью переключилась на меня.
Помню, как спустя пару месяцев со дня похорон отца вернулась из школы накрашенная. Все красились, никого подобным уже не удивишь. Но стоило это увидеть бабке, как она тут же зацепилась за мой вид.
— Думала, хоть ты нормальной вырастешь, а всё со шлюхи-матери пример берёшь. Ей-то повезло, я её красивую родила, вот и подобрал её твой папаша. А ты? Обезьянка, рот огромный, глаза огромные, вся некрасивая, нескладная. Кому ты такая нужна?