Выкуп за собаку
Шрифт:
— Да все нормально, — успокаивал Эд Кларенса, думая, что у него легкая истерика. — Постарайся заснуть.
— Вы, наверное, не видели Мэрилин?
— Нет, — ответил Эд.
— Они заставили меня позвонить и ей. К счастью, ее не было дома. — Кларенс почувствовал, что Эду хочется закончить разговор, а Кларенсу отчаянно хотелось продолжить его, все объяснить, еще раз увериться, что Эд на его стороне. — Спасибо вам за сегодня, Эд. Спасибо.
— Не за что. Но я очень надеюсь, что все это в последний раз. Я больше не пойду к ним. Не знаю, можно ли отказаться принимать их у себя, но я буду слишком занят,
Слова захлестнули Кларенса. Он сдерживал этот поток, потому что не мог решить, что сказать в первую очередь. Слова благодарности, извинений, боли, стыда. Он никого не упрекает, и, уж конечно, не Эда. Он понял, почему Эд, почему Мэрилин — да все, кто угодно, за исключением Греты, — относятся к нему как к парии: ведь он убил человека.
— Лучше попытайся уснуть, Кларенс.
— Можно мне... Наверное, я не смогу увидеть вас завтра? Мне снова нужно туда к двум часам, но...
— Кларенс, нет. Для твоего же блага. Хочешь, чтобы они решили, будто мы в сговоре? За тобой станут следить, разве не так? Думаешь, это невозможно?
— Да, сэр, — удрученно согласился Кларенс. — Это верно. Я просто волнуюсь. Спокойной ночи, сэр.
Эд повесил трубку.
— Слава богу, — прошептал он.
Грета проснулась. Она уже спала, а Эд читал под лампой, горевшей с его стороны кровати.
— Что случилось?
Эд босиком подошел к окну, отвернувшись от нее:
— Он говорит, что не признался. Они, видимо, продержали его сегодня на допросе двенадцать часов: все расспрашивали, а может, и что похуже.
— Откуда он звонил?
— Из своей квартиры. Говорит, что это еще не конец. Он пойдет к ним завтра к двум часам. Но он, конечно, сознается. Они своего добьются. Верно?
Грета ответила не сразу.
— Конечно, добьются, — повторил Эд. — Что ж, вообще-то меня это не касается. Я лгал следствию. Кларенс скажет, что рассказал мне все... несколько дней назад. Так что я солгал.
— Тогда и я лгала. Мне тоже задавали вопросы. Я не жалею. Я действительно не жалею.
Эду хотелось бы смотреть на происходящее так же просто, как Грета. Она, должно быть, права, подумал он. Но Эд относился к этому иначе. Однако он не считал, что был совершенно не прав. Можно ли быть наполовину правым, а наполовину нет? Нельзя.
— Я только знаю, что я...
— Ложись, Эдди. Поговорим в постели.
Эд подошел к ней:
— Не могу выносить его вида. Я должен быть... более терпимым. Более сильным. Не знаю.
— Кое-что ты знаешь, — возразила Грета, сдерживая зевок, но внимательно прислушиваясь к словам Эда. — Я не уверена, что он признается.
Как ни странно, это тоже было возможно. И весьма вероятно. Однако суть дела состояла не в этом. Важно было даже не то, что он покрывал Кларенса Духамеля. Просто теперь он испытывал к нему глубокую и устойчивую неприязнь.
Глава 24
Телефонный звонок разбудил Кларенса. Ничего не соображая со сна, он медленно потянулся к трубке, выронил ее в темноте и снова нашел на полу.
— Алло?
— Привет. Это Пит. Как ты, Кларенс?
Голос Манзони заставил Кларенса мгновенно проснуться и ощутить болезненную тревогу.
— Слышал, ты признался, — сказал Манзони.
Кларенс рассердился. Он положил трубку и вернулся в кровать. Постепенно он все больше приходил в себя и моргал, ничего не видя в темноте комнаты. Что раскопал Манзони? Вероятно, ничего. Он и не думал признаваться и не станет.
Черт побери, этого не будет. Кларенс заставил себя закрыть глаза и глубоко дышать. За окном занималась заря.
Он забылся в полусне, когда опять зазвонил телефон. Но сейчас было без четверти десять.
— Привет, Клари. Это мама. Как ты, дорогой? Мы пытались дозвониться до тебя. С тобой все в порядке?
— Да, со мной все в порядке.
— Почему ты не позвонил нам? Мы не хотели опять тревожить Рейнолдсов, потому что... я не была уверена, что ты еще там.
— Да. — Кларенс помотал головой, пытаясь проснуться. — Я переехал в пятницу.
— Ты совсем сонный. Я разбудила тебя. Извини. Чувствуешь себя хорошо? Ничего не болит? Почему бы тебе не приехать, Клар? У тебя еще много свободных дней.
Кларенс боролся с собой. Он мог солгать, настаивать на том, что хотел бы побыть какое-то время один в своей квартире. Или сказать правду, что было бы намного легче.
— Клари?
— Мам, меня допрашивают. Относительно поляка. Они требуют, чтобы я оставался в городе.
— Вот как? Тебе так много известно об этом?..
Закончил он все-таки ложью. Он видел поляка несколько раз, сказал он. Да, он позвонит ей, как только узнает, когда у него появится свободное время.
Кларенс попытался снова заснуть.
К двум часам он был на Сто двадцать шестой улице, в полицейском управлении. Он надел теннисные туфли и водолазку. Съел на завтрак два яйца и тосты. Снова ему пришлось долго ждать, и допрос начался в 3.10. Кларенс прихватил воскресный выпуск «Таймс» и дешевое издание рассказов Бена Хекта, которые уже читал дважды.
Появился Морисси, свеженький как огурчик, и, окинув Кларенса озабоченным взглядом, прошел мимо него в ту же самую комнату (подумал Кларенс), в которой он был вчера. Минуло еще двадцать минут, и Кларенс чуть не заснул, прислонившись головой к стене. Но когда пожилой полицейский потряс его, чтобы разбудить, Кларенс увидел, что прошло всего десять минут. Его проводили в кабинет, тот же кабинет, что вчера, где Морисси ожидал его, сидя за столом.
— Итак, Думмель, сейчас это только вопрос времени. Верно? Минут, вероятно. Садись. — Морисси сидел. — Мы разговаривали с Эдуардом Рейнолдсом. Похоже, он не намерен дальше защищать тебя... покрывать. — Морисси улыбнулся. — Тебе нечего сказать на это?
— Нет.
— И мисс Кумз... она тоже не хочет больше приходить сюда. Сегодня ты в полном одиночестве. Никаких приятелей. Пойдем-ка для разнообразия в другую комнату.
Морисси шел впереди, показывая дорогу: налево по коридору к другой двери. Кларенсу показалось, что два копа, попавшихся им навстречу, посмотрели на него с каким-то странным любопытством, но, наверное, только показалось. Они спустились вниз по лестнице, потом вошли в просторную квадратную комнату, посреди которой стоял стол. Здесь не было окон, слышалось только жужжание электрического вентилятора или, может быть, обогревателей, которые, очевидно, находились в зарешеченных отдушинах под потолком. Морисси сел на один из двух стульев и сказал Кларенсу: