Вымышленные беседы
Шрифт:
Но у некоторых граждан сохранился страх с прежних времен и они стараются далеко не отходить от дома, а, если надо куда-то сходить, то даже днем предпочитают второстепенным тихим улочкам шумные и людные главные. Хоть и имеются практически у каждого в кармане мобильные телефоны, но ими ещё надо успеть воспользоваться в критической ситуации. Входные двери в квартиры тоже по привычке устанавливают металлические с несколькими замками, а на окна первых этажей – металлические решетки, напоминающие изгороди могил на кладбище. Вообще царит какое-то удручающее, настороженное состояние, что где-то опять может прогреметь взрыв или раздаться выстрел. И этому есть объяснение – с бандитизмом по большому счету борьба не завершена, а существовавшие в 90-х бандгруппы трансформировались в организованные преступные группировки и сообщества. А безопасность граждан фактически гарантируется конституцией только на бумаге.
Кроме того, по тротуарам ходить небезопасно еще и потому, что по ним, как по дорогам в нарушение ПДД спокойно разъезжают и паркуются владельцы легковых автомобилей.
Такое явление можно наблюдать в городе, а в деревне и того хуже. Месяцами не заменяются на столбах уличного освещения перегоревшие лампочки, бродят стаи бездомных собак, время от времени раздирающие домашних кошек и облаивающие прохожих, если те не дают им чего-нибудь съестного. Про дороги и тротуары говорить не приходится – их попросту нет… Территории, на которых строятся новые дома, обносятся высокими заборами. Охраняют эти богатства и людей, проживающих в них, породистые сторожевые собаки, или владельцы заключают договоры с отделом вневедомственной охраны. Опять возвращаемся в средние века?!
– Дерман получил сведения из Ростова: корниловское движение слабо. Грузинский возражал: напротив, оно крепнет и растет. Дерман прибавил: «Большевики творят в Ростове ужасающее зверство. Могилу Каледина разрыли, расстреляли 600 сестер милосердия…» Ну если не шестьсот, то все-таки, вероятно, порядочно. Не первый раз нашему христолюбивому мужичку, о котором сами же эти сестры распустили столько легенд, убивать их, насиловать.
– Не первый, и, надо полагать, не последний. И что удивительно – бандиты, прямо как священники, носят большущие золотые нательные кресты. И ведь не понимают, что крест – это с одной стороны распятие Христа, принявшего на себя все грехи человеческие, а с другой – Его карающий меч. И ведь скольких Он уже покарал, а они все не поймут, что служат не Богу, а Антихристу.
– Читал новый рассказ Тренева («Батраки»). Отвратительно. Что-то, как всегда теперь, насквозь лживое, рассказывающее о самых страшных вещах, но ничуть не страшное, ибо автор не серьезен, изнуряет «наблюдательностью» и такой чрезмерной «народностью» языка и всей вообще манеры рассказывать, что хочется плюнуть. И никто этого не видит, не чует, не понимает, – напротив, все восхищаются. «Как сочно, красочно!»
«Съезд Советов». Речь Ленина. О, какое это животное!
Читал о стоящих на дне моря трупах, – убитые, утопленные офицеры.
– Тренева ничего не читал, не могу высказать своего мнения на его счет.
Сейчас осмелели – стали много говорить о Ленине, как о разрушителе России… Но убрать с постаментов его многочисленные памятники и вынести его мумию из мавзолея не решаются. Я уже неоднократно предлагал не уничтожать их, – мумию перенести в музей революции, как мумии фараонов в Каире. А памятники Ленину, представляющие собой историческую и художественную ценность, собрать в специально выделенных местах – музеях монументальной скульптуры под открытым небом, а на их месте поставить памятники уроженцам краев и областей, заслужившим это своим трудом, гражданским и воинским подвигом во имя людей и Отечества.
А страшилками разными и современные СМИ потчуют читателей, как самими главными новостями.
– Люди спасаются только слабостью своих способностей – слабостью воображения, внимания, мысли, иначе нельзя было бы жить.
Толстой сказал про себя однажды:
– Вся беда в том, что у меня воображение намного живее, чем у других.
Есть и у мена эта беда.
– Это так чудовищно по отношению к людям, получившим обязательное среднее, среднее специальное и высшее образование. Ваше суждение обескураживает и вместе с тем подходит и к нынешней ситуации. Если воспринимать все происходящее вокруг, так как оно есть, то жизнь кажется бессмысленной и дикой. Народ пичкают с утра до ночи информацией о происшествиях, переделе собственности между ОПГ и ОПС, рейдерских захватах предприятий, гонках «золотой» и «бриллиантовой» молодежи на машинах по Москве, пренебрежении законами и нормами человеческими морали…
До сих пор задаюсь вопросом: «Как в 1917 году мог случиться государственный переворот, как он мог повториться в 1991?» и пытаюсь найти на него ответ…
– Большевики до сих пор (12 марта 1918 г. – прим. авт.) изумлены, что им удалось захватить власть и что они все еще держатся:
– Луначарский после переворота недели две бегал с вытаращенными глазами: да нет, вы только подумайте, ведь мы только демонстрацию хотели произвести и вдруг такой неожиданный успех!
– Луначарский, по всей видимости, не был той фигурой у большевиков, которая была в курсе всех поставленных Лениным и партией задач и ходе их выполнения. Однако, его не обделили, дали ему нишу, которую он отрабатывал, как мог. Вытаращивать глаза и болтать без устали – тоже не всякий сможет.
Но почему народ позволил себя обмануть в начале и в конце XX века? Тогда был неграмотный, забитый. Но как обманули нынешних – образованных? Или дело в другом?
– Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, а в другом – Чудь, Меря. Но и в том и в другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, «шаткость», как говорили в старину. Народ сам сказал про себя: «из нас, как из дерева, – и дубина, и икона, – в зависимости от обстоятельств, от того кто это дерево обрабатывает: Сергей Радонежский или Емелька Пугачев.
– Значит, так и не научились жить своим умом. Хотя, это неудивительно. В советское время за всех все решала партия и её вожди. И вот, когда народу сказали, что теперь он должен сам определять свою судьбу, сам решать – как жить и чем заниматься, – он растерялся, потому что этому его никто не учил. А «архитекторов перемен» приехали учить сотрудники ЦРУ, «фонда Сороса» и других, участвующих теперь уже в развале России, спецслужб…
И ведь все, что происходит, творится, якобы, от имени и на благо народа. Так было в советское время, так обстоит дело и сейчас.
– Как забыть, как это простить русскому народу? А все простится, все забудется. Впрочем, и я – только стараюсь ужасаться, а по-настоящему не могу, настоящей восприимчивости все-таки не хватает. В этом и весь адский секрет большевиков – убить восприимчивость. Люди живут мерой, отмерена им и восприимчивость, воображение, – перешагни же меру. Это – как цены на хлеб, на говядину. «Что? Три целковых фунт!» А назначь тысячу – и конец изумлению, крику, столбняк, бесчувственность. «Как? Семь повешенных?!» – Нет, милый, не семь, а семьсот!» – И уже тут непременно столбняк – семерых-то висящих еще можно представить себе, а попробуй-ка семьсот, даже семьдесят!