Вынос дела
Шрифт:
– Ты, Машенька, должна понять, – втолковывает старушка, – в школе гнездятся ужасные инфекции – корь, ветрянка, коклюш, свинка… Хочешь посмотреть на племянников, надевай стерильный халатик.
– Вообще-то она права, – бормочет Манюня, намывая руки, – к маленьким всякая дрянь постоянно липнет. Вот детенышей обезьян, например, стараются лишний раз на улицу не выносить.
Так что, сами понимаете, делать мне решительно нечего, остается читать детективные романы. Всяческие тайны, убийства влекут меня чрезвычайно. И вот сейчас вдруг представляется шанс поучаствовать в расследовании преступления!
– Ну что, решила? – поинтересовался Александр Михайлович.
– Ладно уж, так
– Вот видишь, – удовлетворенно хмыкнул Дегтярев, поворачиваясь к Андрюшке, – я же сказал – услышит про дело и тут же побежит босиком по снегу. А ты не верил, думал, испугается!
ГЛАВА 2
Дома я принялась лихорадочно листать телефонную книжку. Кто может поближе познакомить с Олегом Андреевичем? Собственно говоря, я его знаю. Андрюшка прав, пару раз мы сталкивались на банкетах. Помню его покойную жену Валентину, красивую, статную, молчаливую женщину. Как-то оказались рядом во время концерта Растроповича. Меня удивило, что все три часа, пока главный эмигрант Страны Советов играл на виолончели, Олег Андреевич держал супругу за руку. Честно говоря, слегка позавидовала – прожить вместе столько лет и сохранить остроту чувств. Потом в газете промелькнуло сообщение о смерти Вали, буквально через три месяца Харитонов вновь пошел в загс. Немедленно заработала машина слухов. Газета «Экспресс» тут же опубликовала статью под заголовком «Безутешный муж». На несчастного Олега Андреевича вылилось ведро грязи. Якобы Валентина последние годы тяжело болела, и их брак превратился в чистую формальность. Место в кровати возле депутата прочно заняла некая Татьяна, работавшая у него переводчицей. И после смерти жены он оформил их отношения.
Харитонов никак не отреагировал на сообщение, но примерно через месяц газета «Семья» напечатала большой «подвал», где новая жена Харитонова предельно честно рассказала историю своих отношений с депутатом.
Да, они много лет вместе. Их дочь Варвара уже школьница. Но Олег Андреевич не хотел развода с Валентиной. Первая супруга была тяжело больна, и он считал невероятным свинством бросить спутницу жизни в подобной ситуации. Танечка принимала позицию любовника, ничего не требовала ни для себя, ни для дочери, держалась в тени, и об их взаимоотношениях знали лишь немногие особо доверенные люди. Когда в конце концов болезнь доконала Валю, Олег Андреевич поторопился узаконить гражданский брак с Танюшей. Вот и вся история. Депутат выглядел абсолютно порядочным мужчиной, новая жена – интеллигентной, любящей женщиной. Валентина – несчастной калекой… Скандал затих, не успев разгореться.
Таню я никогда не встречала. Она принципиально не посещала никаких мероприятий, даже тех, в приглашении на которые стояло – «с супругой». Дама-невидимка. Злобные сплетницы поговаривали, что будто бы у второй мадам Харитоновой безобразная внешность, огромное родимое пятно на щеке, сутулая спина и ноги кавалериста.
Телефонный звонок прервал раздумья.
– Дашка, привет, – зачастил в трубку высокий, нервный голос.
– Привет, – машинально отозвалась я, не узнавая говорившую.
– С трудом твой номер нашла, спасибо Ленька Мамонтов подсказал, – продолжала неизвестная женщина.
Она говорила быстро, слегка задыхаясь, словно на бегу.
– Небось гадаешь, кто звонит?
– Ну, в общем…
– Ха, Зоя Лазарева.
– Зоинька, – обрадовалась я, – сколько лет, сколько зим, как поживаешь?
С Лазаревой мы учились в одной группе. Поступали в иняз одновременно, и обе, без всякого блата, получили «отлично» на экзамене по-французскому. Вещь почти невозможная для абитуриентки данного института. Даже девочки, занимавшиеся с лучшими репетиторами, получали не больше четверки. Пятерки там ставили лишь своим, внесенным в разнообразные списки – от ректора, от декана, от парткома. Простому человеку попасть в иняз было практически невозможно. Для этого нужно было либо обладать связями, либо заплатить огромную сумму.
Но мы с Зоей ни о чем таком и не подозревали, наивно полагая, что вступительные экзамены – это всего лишь проверка знаний.
Нас отдали на растерзание Раисе Измайловне Милославской, роскошной полной даме, безупречно владеющей языком. Ее перу принадлежало то ли двадцать, то ли тридцать учебников, методических пособий и справочников. И именно к ней попадали те, кому следовало поставить «неуд». Милославская вцепилась в меня, как терьер. Текст, предложенный для перевода, был сложным даже для пятикурсника. Минут тридцать она болтала со мной на разные темы, потом вызвала подмогу – Татьяну Карловну Раушенбах. Они начали трясти меня вдвоем. Наконец Раиса Измайловна глянула на Раушенбах и промямлила:
– Кажется, коллега, здесь «отлично».
– Да, – вздохнула та, – ничего не поделаешь.
Я выпала в коридор и встала у окна. Прохладный июньский ветерок приятно пробегал по взмокшей спине. Спасибо, Сюзи! В огромной коммунальной квартире, где прошло мое детство, жила настоящая парижанка – Сюзетта, жена погибшего в сталинских лагерях французского коммуниста. Сюзи практически не владела русским языком, страшно бедствовала, и моя бабушка наняла ее нянькой. К трем годам я говорила по-французски лучше, чем по-русски. Сюзи научила меня читать и писать. В школе мне порой было трудно на уроках русского языка. Зато преподавательница французского вечно ставила меня всем в пример.
Следом за мной в коридор вылетела красная Зоя.
– Пятерка, – прошептала она, – тебе не кажется, что они пытались нас завалить? Вон та, черненькая, еле-еле читала, а ей сразу «отлично» влепили.
Я пожала плечами:
– Может, и хотели отсеять, только не получилось, а откуда ты так здорово язык знаешь?
– Шпион научил, – хмыкнула Зоя.
– Кто? – изумилась я.
– Видишь ли, – захихикала Зоя, – я из Верми, городок такой в Сибири, прямо возле центральной площади – зона. А дома у нас комнату снимал вольный поселенец, его за шпионаж посадили в 50-х. По-русски так и не научился, пришлось нам французский осваивать. Ему в 65-м срок вышел, только Пьер успел в маму влюбиться и остался. Мы с ним только по-французски болтали, и мамулька тоже его язык выучила. Он ее замуж зовет, да она боится, все-таки шпион. Так и живут без росписи.
Пять лет мы грызли вместе грамматику, потом наши пути разошлись, и вот Зойка неожиданно звонит.
– Слушай, Дашутка, помнишь, какая у нас дата?
– Нет, – растерялась я.
– Двадцать лет, как иняз закончили!
А ведь верно, надо же, сколько времени пролетело.
– Вот решили собраться, – частила Зоя, – почти всех разыскали: и Катьку Волкову, и Федю Пригожина, и Раю Скоркину… Так что готовься – в пятницу приезжай к Тане Ивановой домой, пиши адрес.
Я схватила ручку.
– Успенское шоссе, 12-й километр, – диктовала деловито Зоя, – поселок Федулово, дом три. И еще: решили веселиться на полную катушку, поэтому изволь надеть костюм.
– Какой? – растерялась я.
– Ну уж это тебе видней, – рассмеялась подруга, – хоть Красной Шапочки. Решили устроить карнавал. И чтобы обязательно маска на лице. Сначала повеселимся на полную катушку, сорок человек позвали, почти весь курс соберется. Будем гадать, кто есть кто! А в полночь маски долой – то-то хохоту будет!