Вынос дела
Шрифт:
Я секунду поколебалась.
– И щу домашний адрес вашей бывшей актрисы Елены Костиной.
– Зачем?
– Видите ли, – сказала я, вынимая из сумочки французский паспорт, – работаю у мэтра Кассиса, известного парижского адвоката. Одна из клиенток завещала свое имущество госпоже Костиной. Но адреса она не знала, только место работы…
– Надо же, – всплеснула руками дама, – как в кино! Значит, вы приехали…
– И менно, – подтвердила я, – с самолета сразу к вам.
– Сейчас, сейчас, – забормотала собеседница, роясь в ящиках, –
С торжествующим видом дама вытащила весьма потрепанную телефонную книжечку и принялась накручивать диск допотопного аппарата.
– Алло, Анна Ромуальдовна? Здравствуйте, как поживаете, душечка? Света Крылова беспокоит.
Я устроилась поудобней на стуле и с тоской отметила, что нигде и в помине нет пепельницы, а на письменном столе не валяется пачка сигарет. Значит, не курит, и, скорей всего, придется терпеть и не вынимать «Голуаз».
Света продолжала мило чирикать с неведомой Анной Ромуальдовной. Они обсудили новую постановку «Гамлета», посетовали на погоду, потом перекинулись на домашних животных. Из разговора стало ясно, что кошка Анны Ромуальдовны вот-вот должна произвести на свет потомство. Наконец, спустя, наверное, полчаса, Света очнулась и пропела:
– А у меня к вам дельце пустяковое. Подскажите адресок Елены Костиной.
Воцарилась тишина, потом Света вскрикнула:
– Ну надо же, не знала, нет, слышала, конечно, о болезни, но чтобы так…
Она прикрыла рукой мембрану и сообщила:
– Елена Никаноровна после инсульта лишилась рассудка.
Я сочувственно покачала головой и шепнула:
– Адрес все равно возьмите.
Жила Костина на Старом Арбате. Ее дом стоял впритык к тому, где обитала убитая Зоя Лазарева. Странное, мистическое совпадение.
Хотя здания помещались рядом, подъезды их отличались, как замарашка от принцессы. У Костиной не было ни кодового замка, ни домофона, ни грозного охранника. Лифта, впрочем, тоже. Прямо от входной двери дыбилась вверх грязная широкая лестница. Я полезла на второй этаж, разыскивая нужную квартиру. Естественно, апартаменты оказались под крышей. Звонка не было, цифра 9 была написана мелом на коричневой двери.
Я постучала кулаком. Внутри моментально залились лаем собаки. Их было по меньшей мере две.
Створка распахнулась, и в темноватом коридоре я увидела тощенькую, почти бестелесную старушку.
Не давая мне раскрыть рта, бабуленция хорошо поставленным, неожиданно сильным для щуплого тельца голосом произнесла:
– Вы ведь по поводу квартиры?
На всякий случай я кивнула.
– Входите, ангел мой, – пригласила бабуся, – сейчас покажу свои хоромы. Видите, это коридор!
От порога действительно змеилось длинное пространство, теряющееся в темноте.
Бабушка щелкнула выключателем. Под почти пятиметровым потолком вспыхнула яркая лампа. Сразу стало видно множество дверей.
– С чего начнем? – поинтересовалась хозяйка и церемонно представилась: – Олимпиада Евгеньевна.
– Дарья Ивановна, – ответила я, разглядывая ее, как музейный экспонат.
Посмотреть было на что. Старушка была одета в темно-синее шелковое платье с белой кружевной вставкой. У горла красовалась антикварная розовая камея. Крохотные ушки Олимпиады Евгеньевны украшали также весьма непростые серьги. Круглые, скорей всего платиновые, с эмалевой вставкой. Совершенно седые волосы отдавали розовым цветом и были безупречно подстрижены. Голубые яркие глаза окружены черными ресницами, на щеках легкий румянец. Тут, по-видимому, не обошлось без помощи косметики.
Размером хозяйка напоминала девочку-подростка. Хотя Маша намного толще и выше. Талию Олимпиады Евгеньевны можно было обхватить двумя ладонями, а щиколотки у нее были такие тоненькие, что страшно смотреть – вот-вот переломятся. И при этом абсолютно прямая спина, длинная шея и гордо посаженная голова.
– Что это, дорогуша, вы так на меня уставились? – поинтересовалась хозяйка.
Я спохватилась и сказала:
– Любуюсь на вашу фигуру, просто удивительно…
– Как сохранила ее в столь преклонном возрасте? – усмехнулась бабуля. – Секрет прост. Каждый день – к станку.
– Вы работаете на заводе? – изумилась я.
Олимпиада Евгеньевна расхохоталась.
– Однако вы шутница. Всю жизнь протанцевала в ансамбле «Русские узоры». Станком называется палка, возле которой в классе трудятся балерины. Ну еще диета, холодные обливания. Если хотите, могу подробно рассказать.
Я поежилась. Какой ужас! Морить себя голодом, принимать ледяные ванны, да еще заниматься гимнастикой, и весь этот кошмар ради тонкой талии? Нет, категорически не способна на такие пытки.
– Молодежь так ленива, – резюмировала хозяйка, увидав мою вытянувшуюся морду, и мы пошли рассматривать квартиру.
Завершилась процедура на огромной кухне, где мне предложили растворимый кофе без кофеина и твердокаменные, страшно полезные для желудка, но отвратительные на вкус хлебцы. Когда мы с Зайкой попытались подсунуть на завтрак домашним нечто подобное, Кеша со вздохом сказал:
– Не употребляю в пищу упаковку для телевизоров.
– Это хлебцы, – оскорбилась Ольга.
– Надо же, – заметил сын, – перепутал. Помнишь, когда покупали телик в гостиную, он был обложен со всех сторон такими белыми толстыми зернистыми штучками. По виду точь-в-точь твои хлебцы!
Больше мы их не покупали.
Но Олимпиада Евгеньевна с отменным аппетитом принялась откусывать слишком белыми и ровными для того, чтобы быть настоящими, зубами большие куски «упаковки».
– Ну, так как, душечка? Нравится квартира?
Я кивнула.
– Согласны?
Эх, знать бы на что! В процессе экскурсии по бесконечным помещениям так и не выяснилось: продает она апартаменты, меняет или просто подыскивает жиличку.
– Хорошие собачки, – сказала я, поглаживая трех одышливых, толстых и почти лысых болонок.