Вынос дела
Шрифт:
– Таня Иванова?
– Что же тут страшного? – продолжала я источать мед. – Имя крайне распространенное, да и фамилия тоже. Вот назвалась бы Евлампией Убийветерсморя, тогда бы еще поняла ваше изумление. А так: Таня, просто Таня Иванова.
Артем хмыкнул:
– И что хотите от меня?
Я оглядела аккуратный домик, окна которого оказались забраны решетками, тяжелую железную дверь без ручки, с одним отверстием для ключа… Так выглядят либо тюрьмы, либо сумасшедшие дома. Окончательная ясность возникла, когда увидела у Артема в левой руке аккуратный железный ключик,
– Меня прислала Таня Иванова, жена депутата Харитонова.
Артем уставился своими «леденцами» в мои глаза.
– Что-то никак в толк не возьму. Вы Таня или вас прислала Таня?
Я радостно рассмеялась:
– Мы обе Тани Ивановы, полные тезки. Только я – бывшая жена редактора «Желтухи» Никиты Вадимовича Павлова, а Таня – жена, вернее, теперь уже вдова Олега Андреевича Харитонова. Собственно говоря, я с ней близко незнакома. Таня училась вместе с моим бывшим супругом в инязе, но все никак не получалось встретиться… А когда с моей сестрой случилась беда, я обратилась к Киту, а тот перезвонил Ивановой. Вот так по цепочке до вас и добралась. Понятно объясняю?
Артем вздохнул:
– Теперь начинаю понимать. Хотите поместить сюда родственницу?
– И менно, – закивала я головой, – родную сестру.
– Пойдемте, – приказал врач.
Он молча и как-то сердито ждал, пока я вылезу из-за руля.
В просторной комнате, обставленной элегантной офисной мебелью, психиатр сел за письменный стол. Мне было предложено глубокое кресло.
– Что вы знаете о нашем заведении? – поинтересовался Артем, закуривая длинную, толщиной в мою ногу сигару.
– Ну, – напряглась я, – как рассказывали, место хорошее, но дорогое и только для своих…
– Правильно, – сообщил Артем, – мы принимаем пациентов по рекомендации, и пребывание вашей сестры влетит в копеечку.
– Сколько? – решительно спросила я.
– Ну, смотря что понадобится с ней делать, – усмехнулся Федотов, – кстати, отчего решили поместить ее в клинику, шизофрения?
– Нет, – покачала я головой, – хуже.
– И что же?
– Сестра старше меня на пятнадцать лет, в прошлом году вышла на пенсию. До этого преподавала математику, ясный, четкий, логичный ум… Но стоило бросить работу, начались странности. Сначала легкая забывчивость. Уйдет из дома, ключи забудет, может чайник без воды на газ поставить. Мы еще посмеивались – склероз подкрался незаметно. Но, как оказалось, смеялись зря. Дальше положение стало резко ухудшаться. Пару раз ее приводили соседи с улицы – не могла найти родной дом, потом забыла, как меня зовут, а там и вообще перестала узнавать, на свое имя не откликается…
– Болезнь Альцгеймера, – пробормотал Артем, – тяжелое испытание для близких, коварный, неизлечимый недуг…
– Мы живем вдвоем, – продолжала я врать, – у меня большая фирма, целый день на работе, кручусь как белка в колесе. Наняла сначала сиделку, но, честно говоря, жить с сестрой больше не могу. То посреди ночи проснется и кричит, то вдруг выть начнет, а пару дней назад как-то обхитрила медсестру, вышла во двор и исчезла. Я чуть с ума не сошла. Хорошо, что соседи ее знают, привели назад… Боюсь, когда-нибудь под машину попадет, а у вас охрана, решетки… Ну не поверите, как измучилась!
– Отчего же, – неожиданно улыбнулся Артем, – очень даже поверю.
– Бога ради, – молитвенно сложила я руки, – возьмите ее. Анна тихая, практически никогда не буянит, ну разве что по ночам иногда покрикивает, а так сидит весь день на одном месте…
Артем глянул на часы:
– Вот что, пойдемте, покажу комнату и наши помещения, если сочтете подходящими, поговорим о финансовой стороне вопроса.
Он, очевидно, поверил мне, потому что стал крайне приветливым, даже ласковым.
В просторный коридор с укрытыми ковролином полами выходило несколько плотно закрытых дверей. Стояла пронзительная тишина, казалось, в доме нет никого, кроме нас. По большой лестнице мы поднялись на третий этаж.
Артем распахнул одну из дверей:
– Здесь помещение для занятий. Вообще мы приветствуем, когда пациенты в фазе ремиссии занимаются творчеством – рисуют, лепят, вышивают.
Я оглядела просторный зал и вздохнула:
– Ну навряд ли Анна сюда придет.
– Дальше библиотека, – перечислял Артем, – столовая, кинозал… Как только пациент начинает хоть чуть-чуть адекватно воспринимать действительность, мы сразу стараемся вывести его «в люди», по нашим наблюдениям, хорошо помогает.
– Сколько у вас больных? – спросила я, пока мы спускались на второй этаж.
– Сейчас пятнадцать, – спокойно ответил Артем.
– Женщин?
– Не только, – не удивился врач, – мужчины тоже есть.
В холле второго этажа на просторном диване вольготно раскинулись три кота.
– У вас животные в больнице? – изумилась я.
– Ну, у нас все-таки не совсем обычная клиника, а Матильда, Щучка и Ронни очень хорошо влияют на пациентов. Многие сразу успокаиваются, поглаживая кошку. Нам сюда.
Он толкнул дверь. Перед глазами предстала большая, светлая комната, обставленная красивой мебелью. Просторная кровать, покрытая пушистым пледом, тумбочка с настольной лампой, несколько кресел, диван, овальный стол под кружевной скатертью, темно-бордовый шерстяной ковер.
– А где же шкаф? Вещи в чемодане держат?
Артем вздохнул: – Носильные вещи хранятся в специальном помещении. Утром медсестра одевает больных сама. В номере пациенты держат только халат, ночную рубашку или пижаму. Вот здесь, в ванной.
Он приоткрыл почти незаметную дверцу, и я увидела душевую кабину, туалет и биде.
– А как же вы за ними следите? Ни одной медсестры не увидела!
– Ну, во-первых, у каждого больного своя личная дневная сиделка, она не отходит от него ни на шаг – гуляет, одевает, кормит… Ночью за всеми следит дежурный.
– Как?
Артем поманил меня:
– Пойдемте на первый этаж.
Возле кабинета, где он принимал меня, обнаружилось просторное помещение и пульт. В большом круглом кресле сидела женщина лет сорока.