Вынужденная мера
Шрифт:
– Фото на паспорт? Это запросто. Через час будет готово. А если вы торопитесь, то даже быстрее. У нас огромный опыт.
– Это правда, – с чопорным кивком подтвердила старушка. – Мы сделали уже несколько тысяч таких портретов.
– Мне нужно нечто иное, – ответил я. – Видите ли, у моей дочери вечеринка по случаю шестнадцатилетия…
– Мы не снимаем помолвки, – оборвал меня старичок. – Весьма сожалею.
– Да, это так, – добавила старушка.
– У неё не помолвка, а шестнадцатилетие, –
– Мы их не снимаем, – твердил свое старик. – Это исключено.
– Раньше, в былые времена, мы делали и это, – подхватила старушенция. – Но выходило просто ужасно.
Я вздохнул.
– Слушайте, мне нужны кое-какие сведения. Моя дочь сходит с ума по одной рок-н-ролльной команде, которую вы фотографировали. Я хочу сделать ей сюрприз и думал, что…
– Так вашей дочери шестнадцать лет? – подозрительно спросил старикан.
– Совершенно верно. Исполнится на следующей неделе.
– И мы фотографировали оркестр?
– Да, – ответил я, протягивая ему снимок.
Старик долго изучал его.
– Это не оркестр, это человек, – объявил он, наконец.
– Я знаю. Но он играет в оркестре.
– Тут всего один человек.
– Эту фотографию делали вы, и я подумал…
Пока я говорил, старик перевернул фотографию.
– Это наша работа, – возвестил он. – Видите, вот фирменный знак: «Фотоателье Кэрзина». Это мы и есть. Открылись ещё в тридцать первом году. Сначала тут заправлял мой отец, упокой, господи, его душу.
– Воистину так, – ввернула старушка.
– Так вы говорите, это оркестр? – Старик помахал фотографией у меня перед носом.
– Один из оркестрантов.
– Что ж, возможно, – он протянул снимок старухе. – Ты снимала какие-нибудь оркестры?
– Может быть. Я их не запоминаю.
– По-моему, это была рекламная фотография, – подсказал я.
– Как называется этот оркестр?
– Не знаю. Потому и пришел к вам. На снимке ваш фирменный знак…
– Я не слепой, – сердито перебил меня старик. Согнувшись пополам, он заглянул под прилавок. – Надо посмотреть записи. Мы тут ведем строгий учет.
Он принялся выкладывать на прилавок стопки фотографий. Я был удивлен: старик действительно снимал ансамбли, не меньше десяти разных команд.
Старик проворно перебирал снимки, по ходу дела давая пояснения:
– Жена их не запоминает, зато я помню. Стоит посмотреть, и сразу вспоминаю. Понятно? Вот, к примеру, «Джимми и двоечники». А вот «Певчие птички», «Гробы», «Кликуши», «Вонючки». Такие названия западают в память. Даже странно, почему. Вот «Вши», «Выкидные ножи», «Вилли и вилы», «Ягуары».
Я старался разглядеть лица на фотографиях, но у старика оказались слишком проворные пальцы.
– Погодите-ка! – Я указал на один из снимков. – Кажется, вот они.
Старик
– «Зефиры», – укоризненно проговорил он. – Да, они самые. «Зефиры».
Я присмотрелся. Пятеро чернокожих парней в блестящих костюмах, таких же, как на портрете, который я прихватил в общежитии. Все пятеро натянуто улыбались. Похоже, им вовсе не хотелось фотографироваться.
– Вы знаете их имена? – спросил я.
Старик перевернул снимок.
– Зик, Зак, Роман, Джордж и Счастливчик.
– Спасибо. – Я вытащил записную книжку и занес в неё все пять прозвищ. – А как я могу их разыскать?
– Слушайте, а вы правда хотите позвать их на день рождения своей дочери?
– А почему бы и нет?
Старик передернул плечами.
– Да грубияны они.
– Ничего, один вечер можно и потерпеть.
Старик поднял руку и указал большим пальцем куда-то в дальний конец улицы.
– По ночам они играют в «Электрическом винограде». Там всегда полно черномазых.
– Спасибо, – сказал я и зашагал к двери.
– Вы уж поосторожнее с ними, – предупредила меня старушка.
– Хорошо.
– Желаю приятной вечеринки, – бросил мне вслед старик.
Я кивнул и вышел на улицу.
Если у гор бывают дети – отроки или подростки, – то вы поймете, на что был похож Алан Зеннер. Конечно, в Большую десятку его бы не приняли, но парень и впрямь был не хилый. По моим прикидкам, он имел рост шесть футов и один дюйм, а весил больше центнера.
Я разыскал Алана, когда он покидал крытую футбольную площадку «Диллон-филд». День клонился к вечеру, и тренировка уже кончилась. Солнце садилось, заливая позолотой стадион и расположенные поблизости здания – дворец спорта «Диллон», хоккейную площадку и крытые теннисные корты. На небольшом поле поодаль все ещё тренировались при тусклом свете угасающего дня новички, поднявшие огромное облако желто-бурой пыли.
Зеннер только что вышел из душа, его короткие черные волосы ещё не высохли, и он старательно тер их полотенцем, словно вспомнив наказ тренера не выходить на улицу с мокрой головой.
Алан сообщил мне, что торопится на обед и занятия, поэтому мы беседовали по пути, шагая через мост Андерсона к гарвардскому университетскому городку. Поначалу я болтал обо всяких пустяках. Зеннер был старшекурсником Леверетт-хаус в Тауэрс и специализировался на истории. Ему не очень нравилась тема дипломной работы, и он боялся, что не сможет поступить в школу правоведения: там не давали поблажек спортсменам. Юристов интересовала только успеваемость. Так что, возможно, он пойдет на юридический в Йеле, там веселее.