Вынужденная мера
Шрифт:
Мы спустились в подвал, пролезая под трубами, преодолели лабиринт подземных переходов и в конце концов добрались до «зверинца». Как и в большинстве крупных базовых университетских больниц, в Мемориалке есть научно-исследовательское отделение, где ставятся опыты на самых разнообразных животных. Мы слышали тявканье собак, шелест птичьих крыльев. Наконец мы подошли к двери с табличкой: «Мелкие объекты», и Хэммонд толкнул створку.
Вдоль стен, от пола до потолка, стояли клетки с крысами и мышами. Воздух был напоен терпким
Хэммонд выбрал мышку и, как водится, схватил её за хвост. Мышь задергалась, норовя вцепиться зубами в палец своего пленителя, но куда там. Хэммонд поместил зверька на стол и взял за загривок.
– Что теперь?
Я ввел мышке немного крови Романа Джонса, после чего Хэммонд бросил зверька в стеклянную банку. Мышь тотчас принялась носиться кругами, натыкаясь на стенки.
– Ну? – спросил Хэммонд.
– Ты не патологоанатом, – ответил я. – И поэтому едва ли когда-либо слыхал о «мышином тесте».
– Верно.
– Он очень старый. Прежде это был единственный способ определить наличие.
– Наличие чего?
– Морфия.
Спустя несколько минут бег мышки замедлился, мышцы напряглись, а хвостик задрался кверху.
– Результат положительный, – объявил я.
– На морфий?
– Да.
Сейчас, конечно, уже существуют гораздо более точные тесты, например, налорфиновый. Но для покойника сойдет и «мышиный».
– Он был наркоманом? – спросил Хэммонд.
– Вот именно.
– А девушка?
– Скоро узнаем.
Когда мы вернулись, Анджела уже пришла в сознание. Ей влили полтора литра крови. Девушка была очень утомлена и смотрела на нас с неимоверной тоской во взгляде. Впрочем, я устал не меньше. Я просто изнемогал, испытывал страшную слабость и очень хотел спать.
– Давление – сто на шестьдесят пять, – сообщила медсестра.
– Хорошо, – сказал я и, пересилив себя, похлопал Анджелу по руке.
– Как вы себя чувствуете, Анджела?
– Хуже некуда, – бесцветным голосом ответила девушка.
– Вы поправитесь.
– У меня ничего не вышло, – будто машина, проговорила она.
– То есть?
По её щеке покатилась слеза.
– Не вышло, и все. Я пыталась и не смогла.
– Теперь все хорошо.
– Да, – ответила Анджела. – Ничего не вышло.
– Мы хотели бы поговорить с вами.
Она отвернулась.
– Оставьте меня в покое.
– Это очень важно.
– Будьте вы прокляты, лекари поганые, – пробормотала Анджела. – Обязательно, что ли, приставать к человеку? Я хотела, чтобы меня оставили в покое. Вот зачем я это сделала. Чтобы
– Вас нашли полицейские.
Девушка сдавленно хихикнула.
– Лекари и легавые.
– Анджела, нам нужна ваша помощь.
– Нет. – Она подняла руки и уставилась на свои забинтованные запястья. – Нет. Ни за что.
– Тогда извините, – я повернулся к Хэммонду. – Раздобудь мне налорфина.
Девушка не шелохнулась, но я был уверен, что она слышала меня.
– Сколько?
– Десять миллиграммов. Этого должно хватить.
Анджела вздрогнула, но ничего не сказала.
– Вы не возражаете, Анджела?
Девушка подняла глаза. Ее взгляд был полон ярости и… надежды? Она прекрасно понимала, что означает это мое «вы не возражаете?»
– Что вы сказали? – спросила Анджела.
– Я хочу знать, можно ли ввести вам десять миллиграммов налорфина.
– Конечно, – ответила она. – Все, что хотите. Мне плевать.
Налорфин – противоядие при отравлении морфием. Во всяком случае, отчасти. В малых дозах он действует как морфий, но если ввести наркоману сразу много, у него начнется «ломка». Если Анджела – наркоманка, налорфин подействует почти мгновенно. И, возможно, убьет её. Это зависит от дозы.
Вошла медсестра. Не узнав меня, она захлопала глазами, но быстро опомнилась.
– Доктор, приехала миссис Хардинг. Ей позвонили полицейские.
– Хорошо, я поговорю с ней.
Я вышел в коридор и увидел мужчину и женщину, нервно переминавшихся с ноги на ногу. Мужчина был высок ростом и одет очень небрежно. Видимо, спешил и даже натянул разные носки. Женщина была очень хороша собой и очень взволнована. Взглянув на её лицо, я испытал странное ощущение: оно показалось мне знакомым, хотя я точно знал, что прежде мы никогда не встречались. И все же её черты явно кого-то мне напомнили.
– Я доктор Берри.
– Том Хардинг, – мужчина быстро пожал мне руку, как будто дернул за рычаг. – И миссис Хардинг.
– Здравствуйте.
Двое милых пятидесятилетних людей, никак не ожидавших, что окажутся в приемном покое больницы в четыре часа утра, да ещё по милости собственной дочери, искромсавшей себе запястья.
Мистер Хардинг откашлялся и сказал:
– Э… медсестра сообщила нам, что случилось. С Анджелой.
– Она поправится, – заверил я его.
– Можно взглянуть на нее?
– Не сейчас. Мы берем анализы.
– Но…
– Обыкновенные анализы, как и положено.
Том Хардинг кивнул.
– Я так и сказал жене: все будет хорошо. Анджела работает здесь медсестрой, и я сказал, что о ней будут заботиться.
– Да, – ответил я. – Мы делаем все, что можем.
– Ей действительно ничто не угрожает? – спросила миссис Хардинг.
– Да, она поправится.
Миссис Хардинг повернулась к Тому.
– Позвони Лиланду, скажи, чтобы не приезжал.
– Вероятно, он уже в пути.