Вынужденное признание
Шрифт:
— Сто двадцать рублей.
— Не слабо.
Турецкий достал бумажник, вынул сотку и два червонца и протянул их девушке.
— Читайте на здоровье! — пожелала она, пряча деньги в кармашек синего форменного фартука.
Тут к лотку подошли два молодых парня с какими-то дикими начесами на головах и с серьгами в ноздрях, и девушка переключилась на них, потеряв к Турецкому всяческий интерес.
«Ноздрю, что ли, проколоть?» — меланхолично подумал Турецкий.
Вечером, перед сном, Турецкий взялся за чтение. Однако дальше предисловия он не пошел.
Вначале Турецкому стало смешно, потом скучно, а под конец — и вовсе грустно. «И такую чушь читает нынешняя молодежь, — подумал он, тщательно прицелился и запустил книжкой в урну, стоявшую у письменного стола. — Нет. Все-таки у зрелого возраста есть свои преимущества».
Ему вдруг вспомнилась девушка-продавщица, такая тоненькая и изящная, с такими огромными серыми глазами. Красивая девчонка. «Дуралей, она ведь годится тебе в дочери», — саркастически сказал себе Турецкий. Он стал припоминать женщин, которые у него были. Молодые, зрелые, блондинки, брюнетки… Иных он почти уже и не помнил. Другие вызывали у него усмешку. А ведь когда-то, в юности, он готов был отдать полжизни за то, чтобы красивая девчонка легла с ним в постель. Вот и отдал…
Впрочем, их было немало, этих женщин, и Турецкий вполне мог чувствовать себя удовлетворенным. Как бы неумело ни строил он свою жизнь (а Александр Борисович вовсе не был уверен в том, что жизнь его была построена неумело), в ней, в этой жизни, было много хорошего, и даже прекрасного. Любовь, дружба, уважение коллег, удовлетворение от хорошо сделанной работы — все это было. Было…
Уснул Александр Борисович успокоенным, но на утро старая хандра вновь в полный голос заговорила о себе.
Секретарь Меркулова Клавдия Сергеевна кокетливо улыбнулась Турецкому и поправила выбившийся из прически локон.
— Ах, Александр Борисович! — зазвенел ее голос. — Легки на помине. Проходите в кабинет, Константин Дмитриевич вас ждет.
— Спасибо, Клавочка, — ответил Турецкий и зашагал к кабинету, но вдруг на полпути остановился, обернулся и внимательно посмотрел на Клаву. — Клавдия Сергеевна, — нахмурившись, произнес он, — что с вами?
— А что со мной? — встревожилась Клава.
— Ваше лицо, — так же хмуро сказал Турецкий. — Вы видели его сегодня?
Клава испуганно вскинула руки к побледневшему от страха лицу:
— А что с моим лицом?
Турецкий подошел к столу секретарши, нагнулся к Клаве, улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и сообщил ей доверительным шепотом:
— Оно прекрасно!
После чего со смехом прошествовал в кабинет начальника, оставив бедную Клавочку в странном состоянии — гремучей смеси из удовольствия, смущения и негодования.
— Ну, и как тебе без жены? — с ехидцей в голосе встретил его Меркулов. — Живется-можется?
— Живется, — угрюмо ответил Александр Борисович. — Но не можется.
— Чем занимаешься вечерами?
— Книжки читаю.
Меркулов донжуански усмехнулся.
— Да-а, Санек, потерял ты былую хватку, потерял. А помнится, таким орлом раньше был, в былые-то времена.
«Опять былые времена, — с неудовольствием подумал Турецкий. — И чего это в последние дни все вокруг кинулись сбрасывать меня со счетов? Рожа у меня, что ли, такая?»
— Да на себя посмотри, — парировал Турецкий. — Совсем старик. Седых волос уже больше, чем снега на Казбеке.
— А ты слыхал такую поговорку: седина в бороду — бес в ребро?
— Слыхал, Костя. Только ведь это не про тебя. Примерней семьянина, чем ты, в мире не найдешь.
Мужчины переглянулись и вздохнули.
— Ладно, — закрыл тему Меркулов. — Не будем больше о грустном. Давай к делу.
Через пять минут страсти в кабинете Меркулова разбушевались не на шутку.
— Я понимаю, — возмущался Турецкий, — понимаю, что дело важное, но, Константин Дмитриевич, пойми и ты меня! На мне и так висят два тухляка. Что прикажешь с ними делать?
Меркулов мягко улыбнулся и сказал негромким, доброжелательным голосом:
— Тише, Саня, не горячись. Что-нибудь придумаем.
— Да уж, — хмыкнул Турецкий, — придумаешь ты. После твоих придумок у меня бессонница начинается. Так что давай уж без фантазий. Черт, нет бы послать меня в командировку, куда-нибудь в теплые, благодатные края. Нервы подлечить, морским воздухом подышать. Но нет! Такие предложения от тебя не поступают. А вот носиться, высунув язык, по пыльной, знойной Москве — это пожалуйста. На это у нас Александр Борисович Турецкий большой мастер!
Меркулов добродушно улыбнулся:
— Да, Саня, я вижу, холостяцкая жизнь действует на тебя не лучшим образом. Посмотри на себя со стороны — дерганый, нервный, недовольный жизнью. А ты попробуй относиться к этому иначе.
— Это как же? — криво усмехнулся Турецкий.
— Ну… — Меркулов пожал плечами. — Считай, что я подкидываю тебе это дельце по дружбе.
— Не подкидываешь, а навешиваешь, — поправил начальника Турецкий. — Хороша дружба. Я с твоими тухляками на шее скоро на дно пойду. Как «Титаник».
Меркулов весело прищурился:
— Не пойдешь. Ты у нас мужик крепкий. И спеца лучше тебя мне не найти.
Турецкий неодобрительно покосился на Меркулова и устало вздохнул.
— Правду говорят, что лесть открывает все двери, — резюмировал он. — Ну ладно, все равно мне от этого дела не отвертеться, так что хватит лирики. Так, говоришь, кроме дежурной оперативно-следственной группы там и фээсбэшники побывали?
— Побывали, Саня, побывали. Да только толку от них было мало. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Судя по тому, как чисто все было сделано, убийца — профи. И ведь место-то выбрал какое людное! Самое интересное, что выстрела никто не слышал.