Выпуск 1. Том 1
Шрифт:
— Вот именно — слишком убедительны!
Мы подошли к Листвэйз и поднялись по знакомой лестнице.
— В том-то и дело, что они слишком убедительны, — пробормотал Пуаро. — Настоящие свидетельские показания всегда немного расплывчаты и убедительны не до конца. Их надо скрупулезно изучать, отсеивать лишнее. А в нашем случае эта работа уже проделана, и все факты выстроены в стройном порядке. Нет, друг мой, кто-то здесь тщательно поработал, причем настолько тщательно, что выдал себя этим.
— Чем вы это объясняете?
— Тем, что, если бы показания против него были запутанны и противоречивы, их было бы трудно опровергнуть.
Я молча слушал своего друга. Пуаро продолжал:
— Давайте рассуждать здраво. Допустим, есть человек, который хочет отравить собственную жену. Он не богат, но ухитряется постоянно обеспечивать себя деньгами. Поэтому надо предположить, что хитрости ему не занимать. И как же он осуществляет свой замысел? Он спокойно идет в ближайшую аптеку, покупает стрихнин, ставит свою подпись в журнале и сочиняет при этом глупейшую историю про несуществующую собаку. Но в этот вечер он не использует яд, нет, он ждет, пока произойдет скандал с женой, о котором знает весь дом, и, следовательно, навлекает на себя еще большее подозрение. Он не пытается защитить себя, не представляет даже мало-мальски правдоподобных алиби, хотя знает, что помощник аптекаря непременно выступит с показаниями… Нет, друг мой, не пытайтесь меня убедить, что на свете существуют подобные идиоты. Только сумасшедший, решивший покончить счеты с жизнью, может вести себя подобным образом.
— Но тогда я не понимаю, — начал я…
— Я тоже не понимаю! Я, Эркюль Пуаро!
— Но если вы уверены, что Инглторп невиновен, скажите, зачем же ему было покупать стрихнин?
— А он его и не покупал!
— Но Мэйс узнал его!
— Простите, друг мой, но Мэйс видел всего лишь человека с черной бородой, как у мистера Инглторпа, в очках, как у мистера Инглторпа, и одетого в экстравагантные наряды мистера Инглторпа. Он при всем желании не мог бы узнать человека, которого ни разу не видел вблизи, ведь он всего две недели, как поселился в Стайлз Сент-Мэри, к тому же миссис Инглторп имела дело в основном с аптекой Кута в Тэдминстере.
— Вы хотите сказать…
— Друг мой, помните те два факта, на которые я просил вас обратить внимание? Первый пока оставим, а какой был второй?
— То, что Альфред Инглторп одевается крайне необычно, имеет черную бороду и носит очки, — процитировал я по памяти.
— Правильно. А теперь предположим, что кто-то хочет, чтобы его приняли за Джона или Лоуренса Кавендиша. Как вы думаете, легко это сделать?
— Н-нет, — пролепетал я удивленно. — Хотя, конечно, актер…
Но Пуаро резко перебил меня.
— А почему это трудно? Да потому, мой друг, что оба они гладко выбриты.
Чтобы среди бела дня кого-нибудь приняли за Лоуренса или Джона, надо быть гениальным актером и обладать при этом определенным природным сходством. Но в случае Альфреда Инглторпа все гораздо проще. Его одежда, борода, очки, скрывающие глаза, — все это легко узнаваемо. А какое первое желание преступника? Отвести от себя подозрения! Как это проще всего сделать? Конечно, заставить подозревать кого-нибудь другого! Мистер Инглторп очень подходил для этой роли. В глазах обитателей дома Альфред Инглторп всегда был человеком, способным на любую подлость. Такое предвзятое отношение и привело к тому, что он сразу попал под подозрение. Но чтобы погубить его наверняка, требовался какой-нибудь неопровержимый факт, скажем, то, что он собственноручно купил стрихнин. Учитывая его характерную внешность, организовать это было совсем нетрудно. Не забывайте, мистер Мэйс никогда по-настоящему не общался с Альфредом Инглторпом, как же он мог догадаться, что человек в одежде мистера Инглторпа, в его очках и с его бородой не был мистером Инглторпом?
— Возможно, это и так, — согласился я, сраженный, красноречием своего друга, — но почему в таком случае Альфред не сказал, где он находился в шесть вечера в понедельник?
— Действительно, почему? — тихо спросил Пуаро. — Наверное, если его арестуют, он скажет это, но я не могу доводить дело до ареста. Мой долг в том, чтобы Инглторп понял, какая над ним нависла угроза. Конечно, молчит он неспроста, наверняка есть какая-то мерзость, которую он хочет скрыть. Хотя Инглторп и не убивал свою жену, он все равно остается негодяем, которому есть что скрывать.
— Что же это может быть? — подумал я, побежденный доводами Пуаро. Однако в глубине души я все еще питал слабую надежду на то, что первоначальная ясная схема, в которую укладывались все свидетельские показания окажется в конце концов верной.
— А вы сами не догадываетесь? — спросил Пуаро, улыбаясь.
— Нет.
— А мне вот недавно пришла в голову одна идея, которая теперь полностью подтвердилась.
— Вы мне не говорили об этом, — сказал я с упреком. Пуаро развел руками.
— Простите, друг мой, но вы сами держали меня на некотором отдалении. Скажите, Хастингс, я убедил вас, что он не должен быть арестован?
— Отчасти, — нерешительно произнес я, будучи совершенно равнодушен к судьбе Инглторпа и полагая, что припугнуть его будет нелишне.
Пуаро внимательно посмотрел на меня и вздохнул.
— Ладно, друг мой, скажите мне лучше, что вы думаете о фактах, которые всплыли во время дознания?
— По-моему, мы не услышали ничего нового.
— Неужели вас ничто не удивило?
Я сразу подумал о показаниях Мэри Кавендиш.
— Что, например?
— Ну, скажем, выступление Лоуренса Кавендиша. У меня стало легче на душе!
— А, вы говорите о Лоуренсе? Но ведь он всегда отличался излишней впечатлительностью.
— И тем не менее вам не показалось странным его предположение, что причиной смерти миссис Инглторп могло быть лекарство, которое она принимала?
— Нет. Хоть врачи и отвергли такую возможность, но для человека неискушенного подобное предположение было вполне естественным.
— Но мсье Лоуренса трудно назвать неискушенным, вы же сами мне говорили, что он изучал медицину и даже имеет врачебный диплом.
— А ведь действительно! Мне это не приходило в голову. В таком случае его слова действительно кажутся странными.
Пуаро кивнул.
— С самого начала в его поведении есть что-то непонятное. Из всех обитателей дома он единственный должен был сразу распознать симптомы отравления стрихнином, но случилось наоборот — лишь он один до сих пор допускает возможность естественной смерти; если бы это предположение выдвинул Джон, я бы не удивился. Он не специалист и к тому же немного тугодум по натуре. Но Лоуренс — это совсем другое дело. Тем не менее он выдвинул предположение, абсурдность которого должен был понимать лучше других. Друг мой, тут есть над чем подумать!