Выпуск II. Том 7
Шрифт:
Вместе с Тресилианом он дошел до гостиной.
— Пойду поищу мистера или миссис Альфред, — пробормотал старик и исчез.
Гарри Ли вошел в комнату и остановился на пороге, заметив, что кто-то сидит на подоконнике. Его глаза недоумевающе оглядели экзотическое существо с черноволосой головкой и кожей цвета свежих сливок.
— Господи! — произнес он. — Неужто вы седьмая и самая красивая жена моего отца?
Соскользнув с подоконника, Пилар подошла к нему.
— Меня зовут Пилар Эстравадос, — сказала она. — А вы, наверное, дядя Гарри, брат моей
Гарри не сводил с нее глаз.
— Вот, значит, кто ты! Дочь Дженни?
— Почему вы спросили меня, не седьмая ли я жена вашего отца? — сказала Пилар. — Неужели у него уже было шесть жен?
— Нет, по-моему, он был женат официально всего один раз, — засмеялся Гарри. — Значит, тебя зовут Пилар?
— Да.
— По правде говоря, Пилар я был поражен, увидев такое цветущее существо в этом склепе.
— В этом склепе…
— Именно склепе. Я всегда считал этот дом отвратительным! А теперь он мне кажется еще более мерзким, чем прежде!
— О нет, здесь очень красиво, — возразила Пилар. — Чудесная мебель, повсюду толстые ковры и полно украшений. Все такое добротное, такое богатое!
— В этом ты права, — усмехнулся Гарри и с удовольствием посмотрел на нее. — И знаешь, я даже но могу скрыть удовольствия, видя тебя здесь…
Он умолк, ибо в комнату быстрыми шагами вошла Лидия и направилась прямо к нему.
— Здравствуйте, Гарри! Я Лидия, жена Альфреда.
— Здравствуйте, Лидия! — Он протянул руку, мгновенно оценив ее умное, живое лицо и изящную походку — очень немногие женщины умеют красиво ходить.
Лидия в свою очередь тоже рассматривала его.
«Добрым его не назовешь, хотя и привлекательный на вид. Но доверять ему я бы не стала…» — думала она.
И сказала, улыбаясь!
— Как вам здесь нравится после стольких лет? Что-то изменилось или все как прежде?
— Все как прежде. — Он огляделся. — Эта комната обставлена заново?
— И не один раз.
— Я имею в виду — вами. Теперь она смотрится совсем по-иному.
— Надеюсь, да…
Внезапно он усмехнулся, и эта злорадная усмешка сразу напомнила ей старика наверху.
— Теперь в ней есть свой стиль! Помнится, старина Альфред женился на девушке, предки которой явились сюда с Вильгельмом Завоевателем.
— Вроде того, — улыбнулась Лидия. — Но с тех пор они порядком разорились.
— А как поживает старина Альфред? — спросил Гарри. — По-прежнему мирится со своим жалким положением?
— Понятия не имею, каким он вам покажется.
— А все остальные? Разбросаны по всей стране?
— Да нет. На Рождество они все соберутся здесь.
Гарри воззрился на нее:
— Неужто вся семейка отмечает Рождество? Что это с нашим стариком? Раньше он был далек от таких сантиментов. Не помню, чтобы он и семьей-то когда-нибудь интересовался. Видать, здорово изменился!
— Возможно, — сухо отозвалась Лидия.
Пилар заинтересованно смотрела на них во все глаза.
— А как старина Джордж? — продолжал Гарри. — Все такой же скряга? Помню, как он ревел, если приходилось вынуть полпенни из кармана.
— Джордж —
— Что? Пучеглазик в парламенте? Вот это да!
Откинув голову, Гарри захохотал.
Это был зычный, громоподобный смех — в стенах комнаты он звучал неистово и жестоко. Пилар судорожно втянула в себя воздух. Лидия чуть съежилась. Но, почувствовав позади себя какое-то движение, Гарри враз умолк и резко обернулся. В дверях стоял Альфред. Он смотрел на Гарри, и лицо его приняло странное выражение.
Гарри с минуту постоял неподвижно, потом его губы растянулись в улыбке. Он сделал шаг вперед.
— Господи, да это Альфред! — воскликнул он.
— Привет, Гарри, — кивнул Альфред.
Они стояли и смотрели друг на друга. Лидия затаила дыхание.
«Как нелепо! Они похожи на двух собак!» — подумала она.
Глаза Пилар расширились еще больше.
«Как глупо они оба выглядят… Почему бы им не обняться? Нет, англичане этого не делают. Хоть бы сказали что-нибудь, а то уставились друг на друга», — думала она.
— Ну и ну, — произнес Гарри. — До чего же забавно очутиться здесь снова!
— Наверное. Прошло много лет с тех пор, как ты… исчез.
Гарри поднял руку и пальцем провел по подбородку сбоку. С детства это был привычный для него жест, означающий, что он настроен по-боевому.
— Да, — отозвался он. — Я очень рад, что наконец-то вернулся… — он помолчал и со значением закончил фразу, — домой.
2
— Мне кажется, что всю жизнь я был очень жестоким человеком, — сказал Симеон Ли.
Он сидел, откинувшись в кресле, задумчиво поглаживая пальцем высоко вскинутый подбородок. Перед ним танцевали языки ярко разгоревшегося пламени, а рядом, держа в руке маленький веер из папье-маше, сидела Пилар. Она то прикрывала веером лицо от жаркого огня, то изящными движениями обмахивалась им. Симеон смотрел на нее с удовольствием и продолжал говорить, скорее даже самому себе, но тем не менее ее присутствие воодушевляло старика.
— Да, — подтвердил он, — я был жестоким. Что скажешь на это, Пилар?
— Монахини говорили, что все мужчины жестокие, — пожав плечами, отозвалась Пилар. — Поэтому и нужно за них молиться.
— Но я был более жестоким, чем большинство людей. — Симеон засмеялся. — И знаешь, не жалею об этом. Нет, я ни о чем не жалею. Я получал удовольствие от жизни… От каждой ее минуты! Говорят, что в старости приходит раскаяние. Чепуха! Я ни в чем не раскаиваюсь. А ведь каких только грехов у меня не было! Обманывал, воровал, лгал… Да! И женщины! У меня всегда были женщины. Мне кто-то рассказал на днях об арабском шейхе, у которого была охрана из сорока его собственных сыновей, и все они были приблизительно одного возраста. Целых сорок! Не знаю, сорок ли, но держу пари, что мог бы тоже составить себе немалую охрану, если бы разыскал всех своих незаконнорожденных отпрысков! Ну, Пилар, что ты на это скажешь? Тебя это шокирует?