Выпускной в Чистилище
Шрифт:
— Продолжай говорить себе это, Мэгги, и я буду продолжать говорить это, и в конечном итоге мы оба будем счастливее.
Девушка вскочила на ноги, оставив ужин и парня, который, казалось, намеревался задеть ее чувства, ради качелей. Едва она набрала высоту, как сильные руки взяли ее за талию, когда она спустилась, и снова подтолкнули к небу. Джонни продолжал толкать все выше и выше. Мэгги закрыла глаза и позволила ветру танцевать в волосах и уносить в ночь.
Через некоторое время Джонни перестал ее раскачивать, Мэгги неохотно замедлила ход и оглянулась, его разыскивая. Он сел на качели справа от нее, но не раскачивался. Сидел, расставив перед собой длинные ноги, его руки были согнуты и свободно свисали с цепей.
—
Мэгги попыталась разглядеть выражение его лица в темноте, которая сгустилась, пока она качалась.
— Нет… думаю, нет, — согласилась Мэгги. — Ты представляешь собой риск.
— А ты не любитель риска.
— На самом деле это был неосознанный выбор. В каком-то смысле мы были нужны друг другу. Но я влюбилась в тебя не потому, что ты мне был нужен.
— Нет? — Голос Джонни был мягким.
— Нет. Я влюбилась в тебя, потому что ты был добрым и храбрым, и смеялся над моими шутками, заставлял меня чувствовать себя красивой, и по миллиону других причин. Было бы легче притвориться, что я тебя не вижу… Никогда не могла притворяться с тобой. Может быть, именно это и делает любовь. Ллишает нас нашей защиты. Последние восемь лет я провела, притворяясь, что со мной все в порядке. Похоже, больше не могу этого делать.
Мэгги снова начала раскачиваться, но Джонни встал и держал цепи, мешая ей. Он стоял позади нее, чтобы Мэгги не могла видеть его лица, когда тот начал говорить:
— Сегодня я проехал по Мэйн-стрит и по всему городу, вверх и вниз по улицам, которые почти не похожи на тот Ханивилль, который я помню. Дом, в котором жил, больше даже не существует. Там стоит большой жилой дом… Я пошел в твой дом, к Ирен. Просто припарковал машину и сел. Это одно из немногих мест, которое все еще выглядит по-прежнему. Старее, немного потрепанное…но все еще здесь. Твоя тетя видела меня. Думаю, я напугал ее до смерти. Она просто стояла и смотрела на меня. Я не знаю, кто был больше удивлен. Вчера она была красивой девушкой. Она была очень похожа на тебя. — Мэгги повернула голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Он ответил на этот взгляд, а затем снова отвернулся, продолжая наблюдать за луной.
— Да, ты красивая. И чертовски хорошо это знаешь. Мне пришлось бы быть слепым, чтобы не видеть этого. Даже Ирен не смогла бы тебе помочь.
Мэгги сидела в шоковом молчании, все остальные мысли покинули ее девичий мозг после этого ошеломляющего признания.
— Вчера она была красивой девушкой, — повторил он, — а сегодня она старуха. — Его голос был громким и резким в тишине, и Мэгги вздрогнула от его холодного заявления.
— Ирен подошла к машине, и я вышел. Она просто смотрела на меня, потом поблагодарила за то, что тебя спас. Ее руки и голос дрожали. Я не знал, что сказать. Ведь я не помню, как спас тебя, так что, кажется, неправильно приписывать себе эту заслугу.
Сердце Мэгги скорбело о том, что он потерял, и о том, что потеряла она. Джонни любил ее. заключил в свои объятия в огненном аду. И не мог вспомнить.
— Она боялась меня. И я ее не виню. — Джонни посмотрел на Мэгги, и на его красивом лице отразились вызов и печаль. — Я тоже боюсь. Всю свою жизнь, когда дела становились трудными, я просто сопротивлялся, работал немного усерднее, злился, использовал кулаки и все такое. Но это совсем другое. Если бы это была просто печаль, или чувство вины, или тоска по маме и Билли и желание увидеть их снова, думаю, я мог бы научиться с этим жить. Но страх, незнание того, кто я и что… — не знаю, как с этим справиться.
Едва смея дышать, Мэгги встала и повернулась к нему лицом. Качели все еще висели между ними, но она наклонилась сквозь них и обняла его, легко положив голову ему на плечо. Джонни был таким же жестким и гостеприимным, как деревянная доска, но она не пошевелилась и не отпустила его. Через мгновение она почувствовала, как напряжение в плечах уменьшилось, и он вздохнул, надломлено и с сожалением. Его руки поднялись и обняли ее.
Когда он заговорил снова, голос был почти нежным:
— Тем утром в спортзале, когда я смотрел, как ты танцуешь, — на минуту все это показалось мне таким знакомым, и увидел, насколько любящей ты можешь быть. Я понял, как мог влюбиться в тебя.
Мэгги затаила дыхание, уткнувшись лицом ему в плечо, желая хоть на мгновение остановить время, задаваясь вопросом, как любовь к кому-то может так ранить. Она чувствовала в нем колебание и знала, что есть что сказать:
— Но все это не кажется реальным. Просто хочу проснуться, и чтобы все это закончилось. Если бы это был 1958 год, и я был просто парнем, а ты была моей девушкой, все было бы по-другому…
Мэгги вздрогнула, со вздохом отстраняясь от него. Голова закружилась, как будто время перевернулось. Он сказал ей те же самые слова в ночь на Зимнем балу, когда они были только вдвоем и танцевали под песни, под которые больше никто никогда не танцевал.
— Мэгги?.. — Джонни остановился на полуслове, когда она отстранилась, и вопросительно посмотрел на нее. Луна играла на одной стороне его лица и оставляла правую сторону в тени, отчего он выглядел более призрачным, чем когда-либо, когда он посещал школу Ханивилль.
— Если бы я был просто парнем, а ты была моей девушкой, я бы никогда тебя не отпустил, — тихо процитировала Мэгги. — Ты уже говорил мне эти слова раньше. Но этого никогда не произойдет, не так ли? Ты не просто парень, и я никогда не буду твоей девушкой.
Джонни смотрел на нее несколько долгих секунд. Она посмотрела назад, и над ними сквозь деревья скорбно застонал ветер. Звук отражал тоску в сердце Мэгги.
— Я просто хочу домой, Мэгги, — голос Джонни был едва громче ветра. — Просто хочу домой.
Глава 9
Время плакать
Уже гораздо позже Мэгги разбудили звуки ударов и таскания вещей. Ее комната находилась всего в нескольких лестничных пролетах от большого чердака, заполненного памятными вещами Ханикаттов, хранившимися десятилетиями. Она лежала в постели и прислушивалась, все еще слишком сонная, чтобы испугаться, но не в силах игнорировать тот факт, что на чердаке что-то или кто-то есть. Когда она притащилась из машины Джонни в тот вечер, то избегала Ирен, потому что не хотела делиться своей болью и знала, что не сможет ее скрыть. Она избегала даже собственного отражения, потому что знала, что это написано на ее лице. Девушка забралась в свою постель, а через некоторое время тетя заглянула к ней. Мэгги притворилась спящей, и Ирен ничего не сказала, только несколько долгих мгновений смотрела на нее, а потом закрыла дверь, слегка вздохнув при этом.
Теперь, несколько часов спустя, Мэгги вынырнула из сладкого забытья и почувствовала обиду на бугимена, нарушившего то немногое, что у нее оставалось. Сбросив с себя одеяла, она с ворчанием доковыляла до двери своей спальни и, шатаясь, поднялась по лестнице на чердак. Лестница была освещена, и Мэгги увидела, что на чердаке тоже горит свет.
— Тетя Ирен? — Девушка потерла заслезившиеся глаза и посмотрела на царивший вокруг беспорядок. Всего несколько месяцев назад она организовала каждый дюйм этого пространства. Теперь же здесь случилась катастрофа. Коробки были перевернуты, платья вытащены из защитных молний. Несколько шляпок были разбросаны по полу, а в углу, со слезами на глазах, на выцветшем кресле сидела Ирен Ханикатт в персиковом платье, причесанная и накрашенная. Мысли о диккенсовской мисс Хэвишем с первого курса английского языка невольно возникли в голове Мэгги, и она слегка вздрогнула от этого сравнения.