Вырай
Шрифт:
Баба Катя жалела деревенского бобыля, поэтому никогда не отказывала в деньгах. Только их сначала нужно было заработать — почистить хлев, нарубить дров или вскопать грядки.
— Васечка, так мне не надо ничего, мне ж квартирант, учитель, помогает. — Виновато развела руками Екатерина Семёновна на вопрос, есть ли работа.
Фокин расстроился. Это же надо — забыть про городского хмыря! Вот что значит, не похмелиться. Совсем голова не работает.
Оставался последний шанс, магазин «Три поросёнка». Правда, там продавали только пиво, которое Васёк не любил.
Как и в сельпо, продавщица поначалу отказалась дать пиво в долг. Но здешняя работница была юной и неопытной, и потратив немного усилий, получилось надавить на жалость. В итоге Васе поручили повесить новогодние гирлянды под потолком.
Работа шла со скрипом — болела голова, всё тело тряслось мелким бесом и при малейшей нагрузке покрывалось липким холодным потом. Но Лупатый всё сделал на пять с плюсом и получил вожделенную литровку «Лидского».
Сев на лавке рядом с магазином, Василий одним махом осушил треть бутылки. Закрыл глаза и прислушался к себе. Сначала, как и всякое лекарство, пиво показалось мерзким и противным. Но уже через несколько минут тело ощутило блаженство. Тошнота прекратилась, руки перестали дрожать. Вася рискнул и открыл глаза.
Мир заиграл яркими красками.
Когда пиво кончилось, Лупатый увидел, как по улице спешит один из вчерашних собутыльников. Мужик воровато оглядывался и прятал что-то за пазухой.
— Здорово, Антоха! — Благодушно помахал рукой Васёк.
Антоха на приветствие не ответил, а ускорил шаг.
— Чё за дела… — протянул Фокин.
Ему стало интересно. Поэтому он поднялся и торопливо двинулся за другом.
Антон Костенко шёл, всё время оглядываясь. Поняв, что за ним следят, поморщился, но потом приглашающе махнул рукой Лупатому.
— Быстрей давай! — Прошипел Костенко, когда Василий с ним поравнялся.
— От Томки шифруешься?
Антоха кивнул, не замедляя шаг.
— Есть чё?
— Тихо ты!
— Ну?
— Есть. — Нехотя признался Антон, стащивший кошелёк у жены.
Васёк вдруг понял, что это утро не такое уж плохое. Главное, уговорить приятеля поделиться.
— Да ты молоток! Куда пойдём?
Антоха понял, что Лупатый не отвяжется. Хотел послать, но потом вспомнил, за чьи деньги гуляли вчера, и устыдился.
— Давай в рощу у реки, там редко кто шастает.
***
Холодный ветер теребил края газеты, пытался пробраться под одежду. Василий и Антон сидели на поваленном стволе дерева и говорили «за жизнь». Перед ними, на разложенной на земле газетке, стояла початая бутылка водки. Рядом с ней лежали колбасная нарезка и чёрный хлеб. Пластиковый стаканчик был лишь один, но кого интересуют подобные мелочи при беседе с хорошим человеком?
От берега не отходили далеко, так что сквозь деревья прекрасно была видна река — чёрная, угрюмая, молча куда-то спешащая. Именно река сейчас была предметом разговора двух не совсем трезвых сельчан.
— Антоха, да ты посмотри! Разве ж это нормально? Новый Год скоро!
— А что ты хотел? Сегодня передавали плюс семь плюс
— Я и говорю — хреновые стали зимы. Скоро вообще бананы в колхозе будут выращивать.
— При чём тут бананы?
Васёк наставительно поднял палец и важно сказал:
— Глобальное потепление, брат. Зима не зима, и лето не лето.
— Да чем тебе лето не угодило?
— Это не наше лето! Жара, как в Африке, дождь раза три был! Грибы собирал?
— Собирал, конечно.
— И как, много насобирал? — Воинственно спросил Фокин.
Антоха почесал затылок и нехотя признал:
— Ну… да. Не уродились грибочки сёлета.
— Бабы на огородах дыни стали выращивать. Ты понимаешь? Дыни! Без теплиц!
— Прав ты, прав, конечно. — Костенко посмотрел на реку и вздохнул: — Я уже лет пять подлёдным ловом не занимался.
— Эх, Антоха! — Вася так расчувствовался, что слёзы потекли из глаз. — Что в мире делается? Где порядок?
Костенко грустно покачал головой, налил и протянул стаканчик Лупатому. Тот хукнул, профессиональным движением влил в себя водку, понюхал хлеб, закинул в рот кружочек колбасы и продолжил:
— То ли дело раньше. Ещё моя мамка покойная рассказывала — снег, как выпадет в конце ноября, так и лежит до весны. Морозы были такие, что в хатах стены трещали!
— Да-а-а. — Антон выпил свою порцию, внезапно стукнул по стволу дерева кулаком, и рявкнул: — Развалили страну, гады!
Фокин покосился на собутыльника и немного отодвинулся:
— Братан, да ты совсем в зюзю уже! Учись у меня — литр пива, беленькой грамм стописсят, и как огурец!
— Сам ты в зюзю. Ик! — Антон пьяно покачал головой. — Просто… ик! Потепление это, глобальное — от… ик… человеческой деятельности!
— Ну, так и говори про весь мир. Чё на страну-то гнать. Может, это вообще пятая колонна климатическое оружие на нас испытывает!
Молча выпили, раздумывая, как защитить государство от внешних угроз. Решив, что пусть об этом беспокоится правительство, сменили тему.
— Вот ты говоришь, я в зюзю. А ведь это неправильно. Зюзя до водки никаким боком. Раньше так Деда Мороза называли.
— Не гони. — Васёк даже рассмеялся.
— Отвечаю. Младшему в школе рассказывали.
— Да? Тогда… — Лупатый встал, и во всё горло крикнул: — Где ты, Зюзя? Хреново работаешь! Куда зиму заныкал, дед?
— Вот вы где, алконавты! Козлы пьяные! Нажрались, теперь вам Зюзь подавай? А Люсь, или Мань, не надо?
— Томочка, ик?! Как ты нас нашла?
— Я те скажу, как. Щас так скажу, мало не покажется! А ну, домой!
Тамара подскочила к мужу и замахнулась рукой, в которой сжимала жестяное ведро. Женщина она была крупная, высокая, а сейчас, в гневе, ещё и страшная — вязаная шапочка сбилась на бок, полы телогрейки развевались на ветру, глаза пылали праведным гневом.
Антон, в очередной раз икнув, вскочил и припустил в сторону деревни, петляя среди деревьев, как заяц. Тамара поправила шапку, бросила полный ненависти взгляд на Василия и сквозь зубы выдавила: