Вырай
Шрифт:
— Тьфу ты, заполошные. — Баба Лена вышла на улицу.
Света продолжила гораздо тише:
— Томка, клянусь, не продавала водку твоему утырку. Сегодня. Может, он в город съездил или в кафе купил.
Тамара вздохнула, оперлась на прилавок и спокойным голосом ответила:
— Не похоже. В город не успел бы — он, представляешь, кошелёк стибрил, пока я порося кормила.
— Да ты шо! Вот гад!
— А то. Я и говорю — не успел бы. А Любка в кафе верующая, врать не будет. Точно не ты? — Подозрительно уставилась Костенко на продавщицу.
— Зуб даю. —
О том, что она поддалась на уговоры и продала Антону водку и закуску за двойную цену, Светлана не призналась бы и под пытками.
— Вот что с ним делать, а? Закодировать, что ли? — Грустно протянула жена алкоголика.
— Ты что, не надо! Люську из Потаповки знаешь?
— Ну.
— Баранки гну. У неё мужик всё из дома выносил, пропивал. Закодировался, и всё! — Развела руками Света.
— Что «всё»?
— А то. Пить не пьёт, зато Люську лупить стал смертным боем. Двадцать лет пальцем не трогал, а тут вона как!
— К Николаевне в Яблоневку сходи, дочка. — Вмешалась из-за двери баба Лена. — Она рецепт знает.
— Баба Лен, подождите вы! Мы не договорили ещё.
— Да вас вся деревня, поди, слышит. Секретницы. — Баба Лена вернулась в торговый зал. — Чевой-то я должна стоять на улице, когда там такое творится?
— А что там?
— В окно выгляни, и узнаешь. Так, Светочка, мне пачку кефира и две упаковки спичек.
Тамара подошла к окошку, забранному решёткой, отдёрнула пыльную занавеску.
Сперва она проводила глазами бегущего по деревне Ваську Лупатого. Тот размахивал руками и всё время оглядывался. Потом удивлённо уставилась на снегопад и заледеневшую лужу перед магазином — ещё несколько минут назад на улице не было и намёка на метель. Тома перевела взгляд на градусник, висевший за окном и захлопала ресницами — тот показывал минус одиннадцать. Красный столбик медленно, но упорно двигался вниз.
— Это что такое?
Старушка решила ответить на риторический вопрос:
— А я почём знаю. Главное, на непогоду у меня всегда колени крутит, а тут ничаво. Вышла из дома — тепло было. Пока дочапала — снег повалил. Ещё вы тут — закрыто, закрыто! — Бабуля осуждающе посмотрела на женщин. — Ветер как дыхнул холодом, думала, до костей промёрзну.
Света обслужила покупательницу, отошла от кассы и выглянула в окно.
— Ёшки-поварёшки, а я без шапки! Как домой пойду?
— Ой, Антоша тоже без шапки! Как он в такой мороз? Заболеет ещё! — Всполошилась Тамара. — Ну, до свиданьица, побежала я, мужа спасать надо!
— Тьфу, дура. — Прошамкала баба Лена, когда Костенко выскочила в метель.
***
Дома Васёк затопил грубку. Потом заткнул газетами щели в окнах, слазил на чердак и наглухо закрыл фанеркой слуховое оконце — с осени руки не доходили. Вышел в кухню и уставился в старое, маленькое, покрытое рыжими пятнами зеркало на стене.
— Васёк, ты огонёк. Взял, да и вызвал Деда Мороза!
Сказал сам себе и внезапно почувствовал прилив гордости.
Фокин до конца так и не понял, как это получилось. Но решил, что именно его шутливое обвинение Деда Мороза в
— Наверное, ты потомственный колдун, Фокин. А что? Всё может быть. — Васёк подмигнул отражению.
В хате резко потемнело — туча добралась до деревни. Ветер бросал пригоршни снега прямо в окно и пытался поднять шифер с крыши. Васёк перекусил холодной жареной картошкой, завалился на кровать. Под уютное завывание стихии в печной трубе сладко заснул.
Глава 18
— Аннушка, просыпайся, через пять километров граница.
Аня разлепила глаза и, сощурившись, посмотрела в окно.
— Может, ты попить хочешь?
Лёша, как всегда, был предупредителен и внимателен. Привычно подавив раздражение, Аня улыбнулась мужу и покачала головой. Потом стала рассматривать пустые поля вдоль дороги.
Ещё четыре месяца назад Алексей Добрынин казался идеальной партией — из интеллигентной семьи, симпатичный, коренной москвич, не пьющий, не курящий, покладистый. В любовь Аня не верила, поэтому с чистой совестью отправилась с Лёшей под венец. В конце концов, надо же было как-то зацепиться в Москве и повысить свой статус. Она до сих пор аккуратно искала более подходящий вариант спутника жизни, но кандидатов что-то особо не наблюдалось. Хотя девушка не понимала, почему — ценой нечеловеческих усилий она добилась идеальной фигуры, следила за кожей, волосами и считала себя достаточно красивой. А вот, поди ж ты — пока клюнул лишь Лёшик.
— А кушать будешь?
— Нет, любимый, не хочу.
Со временем Добрынин стал бесить. Тихим голосом, неспособностью настоять на своём и вот этим нежным «Аннушка». В супружеской постели Лёша не менялся — был таким же пассивным. Анну это раздражало до зубовного скрежета.
Короткая семейная жизнь могла закончиться разводом, если бы не свёкры. Григорий Иванович, который сейчас вёл машину, работал стоматологом в престижной клинике, а Елизавета Фёдоровна, сидящая на переднем пассажирском сиденье, заведовала отделением в роддоме. Деньги в семье водились, сына они обожали, поэтому Аня, не имеющая пока личных сбережений и перспектив, не могла себе позволить открыто выражать эмоции.
— Красиво, правда? — мечтательно сказал Лёша.
Аня кивнула, хотя никаких красот за окном не замечала — унылые пашни, обычный смешанный лес средней полосы, серое небо и полное отсутствие зимы.
— Лёшик, тебе всё равно, чем любоваться. — Свёкор посмотрел на сына и невестку в зеркало заднего вида. — Где же красота? Ни снега, ни солнца — грязь одна.
Свёкор был прав. Алексей видел красоту даже в окуляре микроскопа — микроорганизмы казались ему прекрасными, милыми созданиями. Поэтому, закончив медицинский, он не пошёл по родительским стопам, а остался в университете и занялся научной работой. На данный момент аспирантура не вносила ощутимый вклад в семейный бюджет. Как и Анины попытки заработать с помощью флористики — потенциальные клиенты отчего-то предпочитали других мастеров.