Вырванные Страницы из Путевого Журнала

1 мая, 19…

6 вечера

Где-то в Юго-Восточной Вирджинии (?)

Сейчас майский день, и я чувствую предчувствие-клише: «покалывание в пальцах», цитируя Шекспира. Ирония сильно поражает меня — да, сегодня 1 мая, Бельтейн [1] , древний праздник, который так часто отражается в моих рассказах: Канун и сама Друидская Ночь — ночь потусторонних фантомов, время поклонения богам плодородия, празднование смерти зимы и наступающей весны через ритуальные забавы и оргиастическое веселье, время радостного, созревшего для похоти плодородия…

Я выбрал этот новый северный автобусный маршрут из-за его низкой цены, несмотря на то, что путь по более живописным дорогам требовал дополнительного дня в пути. Но даже с неожиданными для меня деньгами от Райта, я боялся, что задержусь в пути к Новому Орлеану и его античной гранитной архитектуре; его тяжеловесным мавзолеям и разросшимся кладбищам; его призрачным болотам; его первозданным сантерийским [2] погребениям; и — самое главное — его пропитанной Вуду атмосфере. Таким образом, по всей видимости, мой приезд в Чаттанугу отложится, и мне придется изменить маршрут. Возможно, в следующем году финансы позволят мне полноценный тур по Новому Орлеану.

Наш путь пролегал через холмистый лес, начиная с железнодорожного узла в Вашингтоне этим утром. Чем глубже мы углублялись от города, тем хуже становилось дорожное покрытие; но, конечно, этот менее прямой маршрут обеспечивал мне прекраснейшие пейзажи, которые я так любил. Эти девственные холмы, однако, вырисовывались, как огромные живые существа, как какая-то разновидность дыры, которая, казалось, поглотила наш автобус, и мы погрузились в заросшую темноту. Действительно, лес на юге Соединенных Штатов создавал свою собственную атмосферу, очень отличающуюся от атмосферы моей любимой Новой Англии. Зелень здесь была гуще, листва разнообразнее, но при этом выглядела ненормальной из-за чрезмерной растительности, а лесистые аллеи — зловеще темными. Признаки бедности витали повсюду, прячась за вековыми деревьями и заросшими виноградом рощами: полуразрушенные дощатые дома, но все еще жилые, автомобили и сельскохозяйственная техника 1920-х годов, превратившиеся в ржавые скелеты, примитивные лачуги и сараи, населенные семьями в гниющей одежде на истощенных телах. Дважды мы видели трупы негров, свисавших с толстых веток — это было доказательство того, что линчевание кончилось только устами лживых властей. Перед металлическим навесом с прорезями для окон стоял бледный, как воск, подросток с грязными волосами, съежившийся от страха, одетый в мешок с прорезями для рук и головы. Он высасывал внутренности из разрезанного живота белки, его рот был плотно сжат, а лицо окаменело. Его запавшие глаза, следившие за нашим автобусом, были как у восьмидесятилетнего старика. Я знаю, что это было только мое воображение, но его глаза, казалось, смотрели только на меня. В таких поездках, как эта, я много раз видел версию того же отчаяния и бедности, что и в Новой Англии, но до сих пор ничего более разрушительного я ещё не видел. В то время как леса Новой Англии, возможно, были населены призраками, леса юга были населены живыми «призраками».

В то время, как шрамы бедности и чрезмерно густые леса стали слишком гнетущими, автобус выехал на более новую дорогу, возможно она была проложена в результате недавней инициативы расширения федерального шоссе, где рабочим платили $1 в день для улучшения торговли между штатами, путем строительства более эффективных дорог. Но я вздохнул, когда мои глаза наткнулись на знак: ТРС. 6, [3] плохое число. Вибрации моей кармы были уже на пределе, даже с освежающим новым пейзажем за моим окном: полями и лугами, созвездиями всех видов красочной флоры. Именно в этот момент раздался подозрительный грохот из задней части автобуса, где, как я предположил, находился двигатель. А сразу же после этого наш водитель… Не помню, упоминал ли я в предыдущей записи, что его глаза казались водянистыми и нездорово выпученными, а голова казалась уже, чем должна была быть? Кроме того, на его шее был особенно толстый слой кожи, который невозможно было не заметить. Мне нужно будет использовать его уродство в своей следующей истории…

Во всяком случае, этот непривлекательный человек сделал объявление пассажирам. И да, он говорил с сильным акцентом уроженца Новой Англии.

— Ну, какх жеж такх? — у него был темный акцент уроженца Новой Англии. — Движокх накрылся, народ. Ссышите как грохота. (Я понятия не имел, что такое «грохота» — как существительное. Грохочет? Примечание: посмотреть в словаре).

В салоне было еще 11 пассажиров, и все мы застонали в унисон; но как же я ещё не догадался в тот момент? 11 человек, плюс я, плюс внешне неприятный водитель — получается 13, плохое предзнаменование.

Во имя Ньярлатхотепа! Хотя я обычно не суеверен — напыщенная нелогичность — 13 в сочетании с числом 6 & неприятным покалыванием в пальцах, не предвещали для меня ничего хорошего.

Но, по крайней мере, я надеялся, что удача придет в конце этой изнурительной и разрушающей поездки.

— Вот тебе, Боженькха, офф-тух все, yo-йух-бляя!

Водитель пробормотал восклицание и смог вкатить неуклюжий автобус на заправочную станцию/гараж; когда автобус остановился, прозвучал громкий хлопок, вырвавшийся из глушителя с облаком плотного чёрного дыма, двигатель зашипел и заглох.

Гараж представлял из себя лачугу, обшитую досками и назывался просто «БИФЗИН и РИМОНТ НЕЙТА», также вывеска хвасталась ценой в 5 центов за галлон, которая, как я полагаю, была на 2 цента ниже, чем в моей северной усадьбе.

С маленьким саквояжем в руке я вышел на амброзиальную жару после того, как высадились остальные пассажиры (мой любимый Провиденс все еще был одержим зловещим холодом, когда я уезжал несколько дней назад, но даже это скромное расстояние на юг наполнило воздух восхитительным зноем). Длинная узкая полоса асфальта, по которой мы приехали, казалось, делила пополам огромное поле, одичавшее и густо поросшее сорняками, поднимавшимися ввысь, словно это был лес. Пока шофер разговаривал с перепачканным маслом механиком, я и остальные забрели в жалкое подобие конторы; но прежде чем войти, я увидел, что в обоих направлениях, освещенных ярким солнцем, не видно ни одного здания. Мне захотелось узнать название этого района, но я не имел ни малейшего представления, у кого можно было бы спросить это.

Отдалившись от остальных (как я часто делаю), я просмотрел свою карту и пришёл к выводу, что механическая поломка привела нас куда-то недалеко от нескольких городов, о которых я почти ничего не слышал, в частности это был Пуласки и городок с сомнительным названием Кристиансбург. Мы должны были быть очень близко к Западной Вирджинии, а также к границе Кентукки — загадочного региона, известного тем, что он пропитан духом «белого отребья», вырдков и, генетически унаследованного, идиотизма, поскольку эти же самые регионы столетия назад были рассадником для изгнанного преступного элемента Англии. Кажется, немного несправедливым так негативно клеймить регион социальных несчастий, когда на самом деле от этого страдает история всех ближайших округов.

Ворча о разных несчастьях, мои попутчики сидели, обливаясь потом, в то время как я оставался в неторопливом комфорте. К сожалению, в основном это были плебеи (прошу прощения, что сказал), и только один человек, кроме меня, сохранил достоинство и был одет в приличный, лёгкий костюм.

Беременная женщина, скорее всего незамужняя, сидела, держась за живот, как за корзину. Она носила пышную чёрную чёлку и казалась довольно гибкой и стройной, за исключением, конечно, сильно раздутого живота; в то время как высокие, без сомнения, полные молока груди делали ее настоящей диковинкой. Когда она спросила, который час, неожиданный акцент кокни выдал её британское происхождение. Однако, по всей видимости, она не была благородной женщиной: её замечательные груди торчали под потёртым хлопчатобумажным сарафаном, явно не стеснённые бюстгальтером, и когда она вяло раздвинула ноги…