Выше Бога не буду
Шрифт:
Тем временем в службе у меня наступил самый спокойный период. Я мог отказаться от неудобной мне командировки, мог подрабатывать, преподавая первую медицинскую помощь на курсах ДОСААФа, мог позволить себе на рабочем месте заниматься тем, чем хотел. А хотел я свой дом. Я проектировал его два года. Я слепил макет дома, я рассчитал количество кирпичей, и потом, при окончании строительства, мне пришлось докупить еще пять кирпичей вместо тех, что разбились во время транспортировки. В очередной свой отпуск я поехал в родной город, чтобы заложить фундамент. Все сорок пять дней отпуска я месил бетон, укладывал и сваривал арматуру, доставал какие-то рельсы, колотил опалубку и был безумно счастлив тому, что у меня все получается!
Я выбирал момент, я ждал,
Улетал я с большой грустью. И еще долго мне снилась Чукотка, знакомые очертания сопок, улицы поселка и оставшиеся там друзья. Все, что когда-то огорчало, стало вдруг таким ничтожным, и в памяти сохранились только хорошие воспоминания. Так закончился очередной этап в моей жизни. Он был очень существенным, он во многом меня сделал. Он был уникальным с точки зрения моего опыта восприятия реальности.
44
Сон. Очередной сон. Он пришел внезапно, когда я и не ожидал. Я не готовился к нему, это была информация без запроса. Я в военной форме. Новенькая, чистая, красивая – она сидела на мне как влитая. На ногах – начищенные до зеркального блеска сапоги. Я сидел верхом на вороном коне. Конь был крупный, донской. На нем была дорогая сбруя. Я стоял напротив красных казарм, тех самых казарм, куда в гражданскую призвали моего деда. И от них же позже моя бабушка проводила его на Волховский фронт в сорок первом году. Эти казармы имели давнюю историю – в позапрошлом веке там служил отец известного русского писателя Ивана Андреевича Крылова. В моем детстве там был расквартирован полк моего отца, я ходил туда по праздникам и будням. Я знал эти казармы, как свой собственный дом. Но никогда не видел эти казармы с высоты трех метров, как во сне с высоты моего коня – конь был именно такой, высоченный. Он слушался не меня, а моих мыслей: я думал, а он выполнял все, о чем я думал. Ощущение было удивительным. Тотальный контроль над мощным скакуном.
По утру я проснулся в хорошем настроении. Сон рассказывать никому не стал: бабушка к тому времени была уже старенькой, да и у меня самого уже было достаточно опыта, чтобы понимать свои сны. Я знал, что у меня все сложится удачно, что я буду на своем месте, что я буду сам управлять ситуацией и что впереди меня ждет интересное дело, с которым я буду справляться играючи, не напрягаясь. Смущали меня только казармы и военная форма – служить я точно не собирался.
Время было непростым: страна болела, останавливались заводы, появлялись магазины и магазинчики, челноки сновали по Китаю, Польше и Турции, бандиты устраивали перестрелки в городах и в деревнях, а я не испытывал никакого дискомфорта. У меня и до сновидения было какое-то уверенное состояние души. Не пропадем: юг Урала – чай не Чукотка, тут растут картошка, помидоры и арбузы, а вокруг родня и друзья. Я, конечно же, думал, чем занять себя на пенсии – а я уже месяц был военным пенсионером, – но мое личное дело с Чукотки еще не пришло, и у меня еще не было даже паспорта. Я уже месяц отдыхал, правда, за это время я что-то сделал на строительстве своей мечты – своего дома, привел в порядок квартиру, которую отдал мне во временное пользование друг, купил в нее мебель и прочие бытовые вещи. Важнейшим событием того периода было одно – Евгений сдал экзамены в Троицкий лицей. Это было лучшее учебное заведение города. Он успешно прошел все испытания. А я тогда подумал, что пора и работу присмотреть. С этими мыслями я ехал по центральной улице города и напротив своего детского маяка, водонапорной башни, которая когда-то помогла мне найти путь домой, остановился на красный сигнал светофора.
Дорогу переходили какие-то молодые ребята лет двадцати пяти – тридцати. На них была форма, ранее мне не знакомая.
– Парни, а вы кто?
– В смысле? – парни приостановились.
– Форма у вас интересная, вроде как прокурорская, но погоны не те.
– Мы таможенники.
– А штаб ваш где?
– Какой штаб? А, контора? Да вот здесь, на территории авиаучилища.
Загорелся зеленый сигнал светофора. Я припарковал машину и пошел искать таможню. Возле здания таможенного поста стояли человек десять в такой же необычной форме. Я подошел, посмотрел на всех, выбрал одного, как мне показалось, старшего, и попросил разрешения обратиться. У него было две звезды, но располагались они совсем не так, как обычно расположены на армейских погонах. На всякий случай я назвал его полковником – товарищ был явно из военных. Я представился и сказал, что меня интересует работа в таможне.
– Есть ли у вас документы? – обладатель неправильных звезд уставился на меня.
Я рассказал, что я и кто, и сказал, что пока он должен верить мне только на слово, так как личное дело еще в пути, и никаких документов у меня в данный момент нет. Я был очень уверен в себе: я только что понял все про свой сон, и того красивого коня, очень мощного и сильного, но всецело подчинившегося мне. Бывший военный мне поверил. Узнав о моем фармацевтическом образовании, он спросил:
– В химии соображаешь?
Для военного вопрос достойный.
– Соображаю.
– У нас по штату должна быть таможенная лаборатория, но пока ее нет, и поэтому предлагаю должность инспектора. А когда будет, станешь заведующим лабораторией.
– Хорошо, я согласен.
– Но нам нужен хоть какой-то документ.
– Дайте мне позывной телетайпа. Мой командир отправит в ваш адрес служебную характеристику.
Командир все отправил в течение 30 минут. Характеристика устроила моего нового начальника. Вполне себе стандартная: в строевом отношении подтянут, личным оружием владеет уверенно, в коллективе пользуется авторитетом, военную и государственную тайну хранить умеет. Там было все, как у всех, кроме одного предложения. В длинном списке моих армейских значков и медалей был один необычный пункт: награжден Почетной грамотой «За предотвращение аварии на атомной станции» и деньгами в сумме столько-то рублей – был в моей жизни такой эпизод.
Это случилось через год после аварии в Чернобыле. Все уже понимали опасность, таившуюся в мирном атоме. Все понимали, каким может быть человеческий фактор. Работая на столь важном объекте, практически все сотрудники отдавали себе отчет в силе, скрытой под крышкой реактора. И неважно, кто какую должность занимал – отношение к объекту на «Вы» было искренним. В тот день я просто позвонил начальнику караула и сказал, что с северной стороны объекта летят искры. Начкар не стал уточнять о происхождении информации. Он, не раздумывая и не задавая лишних вопросов, отправил туда тревожную группу, которая обнаружила обрыв высоковольтного провода на выходе из основного периметра реакторно-турбинного цеха станции. Позже специалисты пояснили мне, что ценой вопроса была как минимум экономия миллиона рублей, а как максимум – серьезная авария.
45
Я устроился работать в таможню. У меня не было формы – сначала нужно было пройти испытательный срок и сдать аттестацию. Я еще не понимал самой сути работы, поэтому, когда мой руководитель практически через две недели после начала работы предложил пройти обучение на специальных курсах на таможенном факультете Екатеринбургской юридической академии, я согласился не раздумывая, хотя это и не было обязательным условием.
Приехав в Екатеринбург, я понял, как погорячился. Занятия были хороши для тех, кто как минимум год занимался таможенным контролем. Мне были совершенно непонятны термины. Мне было непонятно практически все, но преподавательский состав был замечательным, коллеги шли мне навстречу – объясняли, рассказывали основные моменты. Я и сам достаточно много готовился и через месяц успешно сдал экзамены, в том числе самый страшный: товарная номенклатура внешнеэкономической деятельности и основные правила интерпретации – ТН ВЭД. Позже, уже погрузившись в эту напряженную и очень интересную работу, я выучил еще тысячи приказов, распоряжений и инструкций, писем и рекомендаций, кодексов и правил – практически все они имели смысл, поэтому я их знал.