Высиженного яйца не стоит

Irizka2

– Высокого ты мнения о драконах, хозяин, – Хуго в такой сказочный исход не верил, – дракон дракону рознь. Я часто слышал, что от них страдают люди, зря, что ли, принцев им стали отдавать – они с этими принцами становятся поспокойнее. Правда, не знаю почему.

– Чего ж тут не знать? – маг удивленно хлопнул в ладоши. – За драконом идешь, а элементарного не понимаешь. Для драконов принц в башне, большой темный дворец и пещеры с золотом – это как для нас руки и ноги. Нет принца – и дракон как инвалид, его другие не уважают, в роду не признают и вообще плохо к таким относятся.

А вот с принцем он уже полноценный член общества. У них даже ассоциация есть – Драконы Принцевладельцы. Даже если рыцари принца спасли из заточения или принц погиб от бездарного ухода, все равно статус сохраняется.

– Ну, надеюсь, Северный своего принца не уморил. И не съел.

– Да, об этом я тоже подумал, – Нелль задумчиво посмотрел в черное небо, – но, не проверив, не узнаем. Берешь меня?

– Не староват ли ты для дороги? – Хуго с сомнением осмотрел старичка.

– Я же маг, могу и омолодиться!

– А почему раньше этого не сделал?

– Я красив как ясно солнышко, – рассмеялся старичок, – зачем мне проблемы в виде приставучих альф, течки всякие, косметика да макияж? Я в таком виде себе нравлюсь, мне комфортно и никто не донимает. А лишнюю магию я в болото сливаю, вот оно какое разрослось, мое родненькое.

– Так это из-за тебя деревня подтопляется? – Хуго сразу разозлился.

– Вот же ж беда, – фыркнул маг, – они все равно постепенно в лес отодвигаются, мое болото им только хорошее дарит – морошку, клюкву, грибочки, я даже угрей и лягушек в нем развел. С болота и вода на поливку, и торф на растопку. Не бурчи, наемник, хорошо они живут. Только оборотни достали. Меня-то обходят, а вот деревенских мучают.

– Я им свисток оставил зачарованный, будут тебе крыс теперь носить.

– Спасибо, – Нелль улыбнулся, – смотри, как каттунги обрадовались. Ты для них теперь настоящий герой. Только доспехов сияющих не хватает.

* Да простят меня шведы. Kattunge[шв] – котенок. Gnagare[шв.] – грызун.

Часть четвертая, в которой омега совращает дракона

Всю ночь Ларса мучили дурные кошмары да сны про зубастых чудовищ, а наутро, когда сел обедать за стол, Йон на него даже не глянул и от этого стало очень обидно. Почему-то думалось, что после расслабленных объятий и сонных собственнических посягательств дракон непременно подобреет и начнет уделять хоть какие-то знаки внимания. Но Снежный был холоден и неприступен. Впрочем, как и всегда.

Тогда, взвесив все за и против, оценив свое безвыходное положение, Ларс решил во что бы то ни стало соблазнить дракона. Разве он не прекрасный принц из далекой красивой страны? И прекрасен, и умен, и с мечом хорошо обращается. Ларс был уверен, что парень он годный и даже Йон на такого обязан клюнуть. Для соблазнения выбрал самую лучшую стратегию – та, что часто описывалась в книгах: поставить себя в трагическое и тяжелое положение, подвергнуть опасности, чтобы Йону пришлось его спасать. А там уж в процессе спасения неминуемо нагрянет любовь.

Порыскав в библиотеке в поиске безотказных идей, Ларс решил начать с самого простого и очевидного – угрозы жизни. Подготовка не заняла

много времени: надев свой самый красивый наряд, обвязав себя за пояс веревкой для страховки и дождавшись, когда Йон точно будет дома, юный герой-любовник свесился из окошка своей комнаты и, держась за карниз, стал истошно кричать и просить о помощи.

Дракон задумчиво посмотрел на вопящего принца, а потом закрыл ставни на своем окошке, чтобы шум не мешал. Зато Таге примчался, стал ругаться, что принц распугал своими криками всю округу. Пристыженный Ларс влез обратно в свою комнату и стал обдумывать новый план.

При следующем совместном ужине, когда дракон соизволил обедать с ними вместе, Ларс вдохнул в себя кусочек хлеба и стал дергаться, задыхаясь. Взирая на своего хозяина полными страданий глазами и протягивая к нему руки, омега надеялся, что дракон хоть немного проявит сочувствия, но Йон даже от своего журнала не отвлекся. Спокойно продолжил есть, рассматривая картинки. А Таге, подбежав к Ларсу, сильно стукнул его по спине, заставляя выплюнуть хлебушек. Спина разболелась от тяжелого кулака, а из глаз брызнули от неожиданности слезы, но своего Ларс так и не добился.

План номер три включал в себя самоотверженную погибель. Приготовив декорации, расставив себя и участников в правильные места, Ларс был готов спасти жизнь Йону и заслужить его внимание. Привязанная веревкой телега стояла на покатой лесенке, и когда омега отпустил удерживающую петлю, она с грохотом покатилась на задумчиво смотрящего в небо дракона. Ларс прыгнул вперед, грациозно обхватил своим телом Йона, желая оттолкнуть того от приближающейся беды, но, врезавшись в дракона словно в стену, повис на нем, не в состоянии сдвинуть с места. Повозка с грохотом домчалась до испуганного Ларса и задумчивого Йона, и Таге выпрыгнул перед ними, своим телом останавливая телегу.

Далее шел план номер четыре, потом пять и шесть. Но дракон, казалось, даже не замечал того, что творится в его замке.

Отчаявшись, Ларс решил использовать последнее и самое действенное средство – трагическую кончину и признание в любви на смертном одре.

Подождав, когда Йон будет выходить из замка, Ларс быстро лег у него на пути, заткнул меч под мышку, налил ярко-красного вина под спину и изобразил на лице великое страдание. Йон перешагнул через тело, а Таге с сердитым видом поднял принца с земли и велел идти мыться. Ларс в сердцах бросил меч на землю и, ругаясь диковинными словами, что вычитал не в самых приличных книжках, направился в свою башню.

– Мне кажется, мой принц сломался, – сказал Йон, задумчиво глядя вслед сердитому омеге.

– Не беспокойтесь, хозяин, он растет, взрослеет, у юноши начался переходный возраст. В это время все молодые люди ведут себя странно, не отдавая отчета в своих поступках. Его сердце и разум не находят покоя и требуют активных действий.

– Усиль тренировки, – велел Йон.

Ларс в своей комнате от обиды сначала захотел немного поплакать, но потом вспомнил, что в книгах плачут только дети, решил, что позволит себе такую слабость лишь в самой критической и ужасной ситуации, из которой не будет никакого выхода.