Высокая ставка
Шрифт:
— Черт! — громко выругался он, ударившись в кромешной тьме коленом о стену и проклиная себя за то, что выключил свет в своей комнате.
Наконец он преодолел последние ступеньки и головой коснулся полуотдернутой рваной портьеры на двери. В комнате было душно и жарко. В окно проникал предутренний сумеречный свет. Сэл поставил пиво и положил сигареты на сложенный из ящиков импровизированный стол, и тут его захлестнул леденящий ужас. Он почувствовал — пора оставлять Уокеган. Что-то мелькнуло перед глазами, скользнуло на шею поверх полотенца, и Даго Ред Ла Рокка насмешливо прошептал ему на ухо:
— Не стоило прикарманивать
Сэла пронзила острая резкая боль: тонкая струна прорезала грубую ткань полотенца и впилась в нежную ткань его шеи. Даго Ред перекрутил гарроту — фортепианную струну, вделанную в деревянные ручки, — Сэл упал ничком, плюхнувшись на живот. Даго Ред сильнее сжал петлю, и струна, прорвав кожу, еще глубже ушла в горло Сэла. Выступившая каплями кровь пропитала полотенце. Сэл барахтался, бился, кружился в петле.
— Хватит, малыш, — прошипел Ред, и его напрягшийся член прижался к спине Сэла. — Все напрасно.
— Нет, — хотел сказать Сэл, но из горла вырвался какой-то клокочущий звук.
Даго Ред продолжал затягивать петлю, и Сэл почувствовал, что задыхается.
— А-а-а-а-а! — закричал он, хватаясь за горло. — А-а-а-а! — и колотил Ногами, отчаянно борясь за жизнь. Ящик с вином упал, бутылки покатились по полу.
— Ну вот, красавчик, — проворковал Ред и, словно в любовной игре, подтащил тело Сэла к себе. — Получай! — и еще сильнее сжал гарроту.
Сэл выгнул спину, откинулся назад и стал хватать Реда за лицо, за седые волосы. Сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди, легкие вот-вот разорвутся. Сэл уперся ногами в металлический бочонок пива и еще больше откинулся назад. Даго Ред потерял равновесие и опрокинулся на упавший ящик с вином, увлекая за собой Сэла. Горло жгло, будто в нем бушевало пламя.
Кровь, пропитав полотенце, стекала с шеи на грудь, и, уже агонизируя, он в отчаянье закричал:
— А-а-а-а! А-а-а-а! Нет!
— Мать твою! — орал Даго Ред, пытаясь освободиться от Сэла, который, подмяв его под себя, колотил, пинал, хватал обеими руками. Но старый убийца еще сильнее затягивал петлю.
— Все равно... сдохнешь... ублюдок! — бормотал Ред, хрипло дыша. Он ловил воздух, касаясь губами уха Сэла, словно целуя его. Мертвой хваткой вцепившись в свою жертву, все туже и туже затягивал петлю.
У Сэла помутилось сознание. Ощущение было такое, будто в груди застряла кость и мешает дышать. Широко открытым ртом он пытался вдохнуть хоть немного воздуха. Он больше не кричал. Из груди не вырывалось ни единого звука. Сознание меркло, словно экран телевизора, когда неожиданно отключили электричество. «Я умираю!» — кричал мозг Сэла, и страх придал ему силы. Он широко раскинул руки и начал лихорадочно бить ногами — рыба, пойманная на крючок! Свалил телевизор.
«Он убьет меня!»
Пальцы раздирали окровавленную кожу, цеплялись за пропитанное кровью полотенце, стараясь ослабить смертельную удавку.
«Сейчас я умру».
Руки шарили по всем направлениям, словно утопающий, он искал, за какую бы ухватиться соломинку, и неожиданно наткнулся на кушетку. Ухватившись за холодную металлическую ножку, Сэл подтянулся к ней, с маниакальной настойчивостью увлекая за собой Даго. Двое мужчин барахтались на грязном деревянном полу. Пронзительная боль огнем жгла грудь. Сердце бешено колотилось, легкие отказывались служить. Сэл вцепился в матрац,
«Я умираю! Я умираю! Я уми...»
На него вдруг нахлынула грусть, глубокая, бездонная тоска. В потоке стенаний и криков он услышал собственный плач. Он не плакал так со дня смерти матери. В ушах звучал ее голос: «Ты хотел эту кошку, теперь ухаживай за ней». Темнота наполнилась какофонией звуков и голосов. Сестра Хилдегард наставляла его с холодной серьезностью: «И я ненавижу свои грехи», и тотчас он услышал свой собственный голос: «И я ненавижу свои грехи...», «Ибо ты накажешь меня...», «Ибо ты накажешь меня...» — откликнулся он. Удары мяча по асфальту и мальчишечьи голоса.
В далеких землях Франции
Танцуют женщины так.
Что танцем еврея они убивают.
Танцем сраженный еврей умирает.
Темноту разорвал прерывистый женский крик, потом раздался шлепок, и Сэл услышал первый свой крик и низкий голос черной няни: «Вот он!» Захлестнувшая его волна грусти достигла океанских глубин, грусть изливалась из его яичек, его пениса, всего его существа, как теплое семя, образуя поток грусти и тоски, и Сэл, плавая в этом бездонном потоке скорби и воспоминаний и барахтаясь изо всех сил, чтобы выбраться на поверхность, закричал:
— Не-е-е-е-т!
И ощутил свое тело. Сознание прояснилось, и Сэл увидел, что стоит на полу в луже крови в маленькой комнатушке в «Толл Колд Уан». Он вцепился в струну, впившуюся в его горло, просунул окровавленные пальцы под полотенце и рванул петлю, затем упал на окровавленный пол, закрыл глаза и попытался перевести дыхание. Грудь вздымалась, как у запалившегося пса. В легкие свежим горным потоком ворвался воздух. Сэл лежал на спине, и кислород наполнял его вены, его сердце, его мозг. Он жив! Горло раздирала саднящая резкая боль, он был залит собственной кровью, но он жив! Во всяком случае, пока.
А где же Ред?
Сэл приподнялся на локтях и открыл глаза. Серый рассвет вливался в окна. Даго Ред Ла Рокка, завалившись на бок, лежал в нескольких футах от него. Сэла захлестнул страх. Что-то с Редом неладно. И без того серое одутловатое лицо старика приобрело землистый оттенок. Широко открытые невидящие глаза были устремлены на Сэла. Вытянув правую руку, он с огромным трудом приподнялся всего на какой-нибудь дюйм, потом замер, еще раз взглянул на Сэла и со стоном схватился за грудь. Корчась, он подтянул колени к груди, руки скрючились и стали похожи на клещи. На лице появились отвратительные признаки смерти. Рот приоткрылся, обнажив зубы, огромные, как волчьи клыки, в глазах застыл ужас. Сэл понял: он жив, потому что у его убийцы случился сердечный приступ. Даго Ред умирал. Последний стон вырвался из груди старого бандита — словно ледяной ветер пронесся над мертвыми деревьями. Он вздохнул, и ад принял его душу. Тело Даго Реда обмякло, колени с тихим стуком опустились на деревянный пол. Груда мертвого мяса. Сэла стошнило. Израненное горло болело так, словно его жгли паяльной лампой. Его вырвало несколько раз, но, не в силах подняться, он так и остался рядом с этой зловонной лужей, раскачиваясь и со свистом втягивая в легкие воздух. Потом заплакал.