Высокая вода
Шрифт:
– Какой стол? – спросил он, вместо того чтобы спросить – на какой палец.
– Который в кухне.
Это был тот, с древоточцем. Что они наделали, пытались его сами двигать? Но зачем это делать в дождь? Они не могли его вытащить на балкон, он был слишком тяжел для них.
– Что случилось?
– Она мне не поверила, что там так много дырок, и наклонила его, чтобы поглядеть, а он выскользнул у нее из рук и приземлился на палец.
– Дай-ка посмотреть, – сказал он, и, пока говорил, увидел, что ее правая нога лежит поверх покрывала, завернутая в банное полотенце, которое удерживает полиэтиленовый пакет со льдом
Все оказалось, как он думал, а палец даже еще хуже. Это был большой палец на правой ноге, распухший, с красным ногтем, обещающим со временем посинеть.
– Не сломала? – спросил он.
– Нет, папа, я могу его согнуть, и мне не больно. Но он дергает и дергает, – сказала Кьяра. Она прекратила всхлипывать, но по ее лицу он видел, что боль все равно сильная. – Папа, пожалуйста, сделай что-нибудь.
– Папа ничего не может сделать, Кьяра, – сказала Паола, сдвигая ногу слегка вбок и кладя на нее пакет со льдом.
– Когда это случилось? – спросил он.
– Днем, сразу как ты ушел, – ответила Паола.
– И что, она вот так весь день?
– Нет, папа, – сказала Кьяра, защищаясь от обвинения в том, что целый день провела в слезах. – Он болел сначала, а потом было ничего, но теперь он очень сильно болит. – Она уже не спрашивала, может ли он что-нибудь сделать; Кьяра была не из тех, кто повторяет просьбы.
Он вспомнил кое-что из того, что узнал много лет назад, когда проходил военную службу и один парень из его подразделения уронил на палец крышку люка. Каким-то образом он не получил перелома, крышка задела самый кончик пальца, но тот стал как у Кьяры, красным и раздутым.
– Есть один способ… – начал он.
Паола и Кьяра подняли головы, чтобы поглядеть на него.
– Какой? – спросили они хором.
– Мерзкий, – сказал он, – но поможет.
– Что надо сделать, папа? – спросила Кьяра, и ее губы начали снова дрожать от боли.
– Надо проткнуть ноготь иголкой и выпустить кровь.
– Нет! – вскрикнула Паола, вцепляясь в Кьярино плечо.
– Это сработает, папа?
– Я видел однажды, как сработало, но это было много лет назад. Я никогда такого не делал, но смотрел, как делает врач.
– Ты думаешь, что сможешь сделать так же, папа?
Он снял пальто и положил его на кровать.
– Думаю, что да, мой ангел. Хочешь, я попробую?
– А от этого перестанет болеть?
– Думаю, да.
– Давай, папа.
Он поглядел поверх нее на Паолу, спрашивая ее мнение. Она нагнулась и поцеловала Кьярину макушку, еще крепче обняла ее, потом кивнула Брунетти и попыталась улыбнуться.
Он вышел в холл и взял свечу из третьего ящика справа от кухонной раковины, укрепил ее в керамическом подсвечнике, схватил коробок спичек и пошел обратно в спальню. Он поставил свечу на стол Кьяры, зажег ее и опять вышел в холл, а оттуда в Паолин кабинет. Из верхнего ящика он достал скрепку для бумаг и разогнул ее, пока шел обратно в Кьярину комнату. Он сказал «иголка», но потом вспомнил, что врач использовал скрепку, говоря, что иголка слишком тонкая, чтобы быстро прожечь ноготь.
Вернувшись в комнату Кьяры, он взял свечу и поставил в ногах кровати, за спиной у Паолы.
– Ты лучше не смотри, мой ангел, – сказал он Кьяре. Чтобы быть в этом уверенным, он сел на край кровати, рядом с Паолой, спина к спине, и размотал
Когда он притронулся к ноге, она инстинктивно ее отдернула, сказала: «Извини» матери в плечо и вернула ступню на место. Он взял ее левой рукой и убрал пакет со льдом. Ему надо было сесть иначе, но чтобы при этом не капал воск, и он пересел лицом к ним обеим. Он взял Кьярину пятку и зажал ее коленями, крепко удерживая.
– Все нормально, детка. Это займет секунду, – сказал он, взяв свечу в одну руку и держа конец скрепки другой.
Когда жар достиг его пальцев, он уронил скрепку и разлил воск по покрывалу. Жена и дочь дернулись от его внезапного движения.
– Минуточку, минуточку, – сказал он и опять пошел на кухню, еле слышно ругаясь.
Он взял из нижнего ящика щипчики и вернулся в спальню. Когда свечка опять была зажжена и все расположились, как раньше, Брунетти зажал один конец скрепки щипцами, а другой сунул в пламя. Он подождал, когда он раскалится докрасна, и потом, так быстро, чтобы не было времени думать, упер раскаленный конец в центр ногтя на пострадавшем пальце. Он держал скрепку, ноготь дымился, он вцепился в Кьярину лодыжку левой рукой, чтобы она не отдернула ногу.
Внезапно сопротивление под скрепкой пропало, и по его руке потекла темная кровь. Он вынул скрепку и, действуя скорее инстинктивно, чем по памяти, надавил на палец, выпуская кровь через дырку в ногте.
Все это время Кьяра вжималась в Паолу, а та старательно отводила взгляд. Но когда Брунетти поднял глаза, то увидел, что Кьяра смотрит поверх материнского плеча на него и на свою ногу.
– Все? – спросила она.
– Да, – ответил он. – Что ты чувствуешь?
– Уже лучше, папа. Уже совсем не давит и больше не дергает. – Она осмотрела инструменты: свечу, щипцы, скрепку. – И это все, что было нужно? – спросила она с подлинным любопытством, забыв про слезы.
– Все, – сказал он, пожимая ей лодыжку.
– Как ты думаешь, я смогу так сделать? – спросила она.
– Ты имеешь в виду – себе или кому-то другому?
– И то и то.
– Наверняка.
Паола, чья дочь, кажется, забыла о ней под впечатлением нового научного открытия, выпустила из рук более не страдающее чадо и забрала с кровати пакет со льдом и полотенце. Она встала, посмотрела на мужа и ребенка, будто изучая инопланетную форму жизни, и удалилась через прихожую в сторону кухни.
Глава 17
На следующее утро нога Кьяры уже настолько успокоилась, что она смогла отправиться в школу, хотя надела три пары шерстяных носков и высокие резиновые сапоги, не только из-за продолжающегося дождя и угрозы наводнения, но и потому, что сапоги были достаточно широкие и большие, чтобы там вольготно разместился ее заживающий палец. К тому времени, как Брунетти оделся и собрался на работу, она уже ушла, но на своем месте за кухонным столом он нашел большой лист бумаги с нарисованным огромным красным сердцем, а под ним ровными печатными буквами было написано: «Grazie,Papa». [31] Он аккуратно сложил лист и засунул в бумажник.
31
Спасибо, папа (ит.).