Высокая вода

Леон Донна

– Но это не исключено, Флавия, – сказала Бретт, но Брунетти понял, что она сама в это не верит.

– Судя по тому, что ты мне рассказывала об их техобслуживании, не исключено, что мой самолет разобьется, но это же не основание для того, чтобы не ехать. И кроме всего прочего, поездка может оказаться интересной. У меня могут появиться идеи насчет «Турандот». – Брунетти подумал, что она закончила, но она еще добавила: – Но зачем мы тратим время, говоря об этом? – Она поглядела на Брунетти так, будто считала его ответственным за исчезновение ваз.

Брунетти так и не понял, серьезно ли

она говорила о возвращении экспонатов в Китай. Он обратился к Бретт.

– В любом случае пока вы должны молчать. Кто бы ни убил Семенцато, он не знает, что вы нам рассказали, даже не знает, докопались ли мы до причины его убийства. И я хочу, чтобы так все и оставалось.

– Но вы были здесь и в больницу приходили, – сказала Бретт.

– Бретт, вы сказали, что вас избили не венецианцы. Я могу быть кем угодно: другом, родственником. И за мной не следили. – Это было правдой. Только местный мог бы незаметно следовать за кем-то по узким улицам города, только местный знал скрытые повороты, тупики и где можно спрятаться.

– Ну и что мне делать? – спросила Бретт.

– Ничего, – ответил он.

– И что это значит?

– Только это. Ничего. На самом деле было бы разумно, если бы вы уехали из города на некоторое время.

– Я не уверена, что хочу куда-то везти такое лицо, – сказала она, но сказала с юмором – добрый знак.

Обращаясь к Брунетти, Флавия произнесла:

– Я пыталась уговорить ее поехать со мной в Милан.

Подыгрывая Флавии, Брунетти спросил ее:

– А когда вы едете?

– В понедельник. Я им уже сказала, что буду петь вечером во вторник. Они назначили репетицию с пианистом днем во вторник.

Он опять обратился к Бретт.

– Вы собираетесь поехать? – Когда она не ответила, он добавил: – По-моему, это хорошая идея.

– Я подумаю над этим, – только и сказала Бретт, и он решил, что пора уходить. Если ее можно уговорить, то Флавия сделает это, а не он.

– Если решите поехать, пожалуйста, дайте мне знать.

– Вы думаете, есть какая-то опасность? – спросила Флавия.

Бретт успела ответить раньше него:

– Вероятно, опасность была бы меньше, если бы они знали, что я все рассказала полиции. Тогда уже не от чего было бы меня удерживать. – И обратилась к Брунетти: – Так ведь?

Брунетти никогда не врал, даже женщинам.

– Да, боюсь, что так. Как только китайцев известят о подделках, убийцам Семенцато уже не будет смысла затыкать вам рот. Они поймут, что предупреждение вас не остановило.

Или, вдруг понял он, они могут заткнуть ей рот навсегда.

– Изумительно, – сказала Бретт. – Я могу рассказать китайцам и спасти свою шкуру, но погубить карьеру. Или молчать, спасая карьеру, и тогда надо будет беспокоиться о своей шкуре.

Флавия перегнулась через стол и положила ладонь на колено Бретт.

– Впервые с тех пор, как все это началось, ты стала сама собой.

Бретт улыбнулась в ответ и сказала:

– Страх смерти – лучший будильник, так ведь?

Флавия села в кресло и спросила Брунетти:

– А вы думаете, китайцы тут замешаны?

Брунетти не более любого другого итальянца был склонен верить в тайные заговоры, что означало, что он часто видел их даже в самых невинных совпадениях.

– Я

не думаю, что смерть вашей подруги была случайной, – сказал он Бретт. – Это значит, что у них есть кто-то в Китае.

– Кем бы «они» ни были, – перебила Флавия с сильным нажимом.

– То, что я не знаю, кто они, не значит, что их не существует, – сказал Брунетти, обернувшись к ней.

– Именно, – согласилась Флавия и улыбнулась.

Бретт он сказал:

– Вот поэтому я думаю, что было бы лучше, если бы вы покинули город на некоторое время.

Она неопределенно кивнула, явно не соглашаясь с ним.

– Если уеду, дам вам знать.

Не похоже на изъявление покорности. Она опять откинулась и положила голову на спинку дивана. Сверху над ними стучал дождь.

Он обратил внимание на Флавию, которая указывала ему глазами на дверь, потом сделала жест подбородком, сообщая ему, что пора уходить.

Он понял, что сказать больше почти нечего, и поднялся. Бретт, заметив это, собралась встать.

– Не надо, не беспокойся, – сказала Флавия, поднимаясь и направляясь к выходу. – Я его провожу.

Он наклонился и пожал руку Бретт. Все молчали.

У двери Флавия взяла его руку и сжала с подлинной теплотой.

– Спасибо, – только и сказала она, а потом придерживала дверь, пока он не вышел и не начал спускаться по ступенькам. Закрывшаяся дверь оборвала стук падающего дождя.

Глава 18

Несмотря на то, что он заверил Бретт, что за ним не следили, выйдя из ее квартиры, Брунетти задержался перед поворотом на Калле-делла-Теста и посмотрел по сторонам, нет ли кого-нибудь, кто бы мотался тут, когда он входил. Вроде никого знакомого. Он стал поворачивать направо, но тут припомнил нечто, о чем ему говорили, когда он несколько лет назад искал тут жилье Бретт.

Он свернул налево и прошел до первого крупного перекрестка с Калле-Джачинто-Галлина и нагнел его именно там, где видел во время своего первого визита, – газетный киоск, стоявший на углу, напротив средней школы, лицом к главной улице этого района. И в киоске, будто и не уходила никуда с тех пор, как он ее видел, на высокой табуретке сидела синьора Мария, закутанная в вязаный шарф, по крайней мере трижды обмотанный вокруг ее шеи. Лицо у нее было красное то ли от холода, то ли от выпитого с утра пораньше бренди, а короткие волосы по контрасту казались еще белее.

– Виоngiorno, синьора Мария, – сказал он, улыбаясь ей через горы газет и журналов.

– Виоngiorno, комиссар, – ответила она, как будто он был одним из постоянных клиентов.

– Синьора, раз уж вы знаете, кто я, возможно, вы знаете, и зачем я здесь.

– L'americana? [32] – спросила она, но на самом деле это был не вопрос.

Вдруг из-за его спины протянулась рука и, вытащив из стопки газету, подала Марии десятитысячелировую купюру.

32

Американка? (ит.)