Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир

Фрэнсис Дик

— Вы правы.

— Что ж, до свиданья, Тим. Надеюсь, скоро увидимся на скачках.

Я положил трубку и задумался, как же им сказать об этом. Джинни я так и не сказал, только Оливеру, который сел и спрятал лицо в ладонях, живая статуя отчаяния.

— Это безнадежно, — выговорил он.

— Еще нет. — Я старался его подбодрить, но сам не верил в то, что говорил. — Еще остаются анализы Сэнд-Кастла.

Оливер тяжело осел на стуле.

— Их уже сделали, они ничем не помогут. Должно быть, неправильные

гены очень уж малы. Никто их не увидел, несмотря на мощный микроскоп.

— Что вы такое говорите. Они могут разглядеть ДНК, а не только лошадиные хромосомы!

Он с трудом поднял голову.

— Даже если и так... гадать придется долго. — Он глубоко вздохнул.

— Я думаю запросить Центр Исследований лошадей в Ньюмаркете, пусть они заберут его и выяснят, можно ли что-нибудь найти. Позвоню им в понедельник.

— Есть идея, — осторожно сказал я. — В общем, это звучит глупо, но не могло ли быть такого, что он просто что-то не то съел? В прошлом году, то есть.

Оливер покачал головой.

— Я думал об этом. Я, черт возьми, обо всем думал, уж поверьте. Всем жеребцам дают один и тот же корм, и ни один жеребенок от остальных не получил повреждений, по крайней мере, мы об этом не слышали. Найджел сам кормит жеребцов, фураж хранится в том же дворе, и мы всегда внимательно следим за тем, что им дается, поскольку они должны поддерживать форму.

— А морковь? — спросят я. — Я даю морковь всем лошадям в поместье.

Здесь все так делают. Морковь — хорошая пища. Я покупаю ее центнерами и храню в первом большом дворе, где основное кормохранилище. Каждый день набираю полные карманы. Да вы видели. Ротабой, Летописец и Длиннохвостый тоже ее едят. Морковь ничем не может повредить.

— А краска, что-нибудь такое? Что-нибудь новое в стойле, что вы устроили ради безопасности? Что-нибудь, что он мог сжевать?

Оливер все качал и качал головой.

— Я прикидывал и так, и эдак. Стойла все абсолютно одинаковые. В деннике Сэнд-Кастла нет ничего, чего не было бы в других. Они ничем не отличаются. — Он беспокойно вздрогнул. — Я ходил туда и проверял, не мог ли жеребец лизнуть что-нибудь, если вытянет шею во всю длину над нижней дверцей. Там ничего нет, вообще нет.

— Ведра для воды?

— Нет. Ведра не всегда используются одни и те же. То есть, когда Ленни их наполняет, он не обязательно несет их именно в те стойла, откуда забрал. На ведрах не написаны имена жеребцов, если вы это имели в виду.

Я ничего не имел в виду, просто искал иголку в стоге сена.

— Сено... — сказал я. — Как насчет аллергии? Может, у него аллергия к чему-то? Может аллергия дать такой эффект?

— Никогда ни о чем подобном не слышал. В понедельник спрошу у людей из Центра.

Оливер поднялся, чтобы плеснуть нам чего-нибудь выпить.

— Хорошо, что вы здесь, — заметил

он. — Вроде как бездонную яму прикрыли сетью. — Он со слабой полуулыбкой подал мне стакан, и у меня создалось определенное впечатление, что он еще не окончательно сломался.

Потом я позвонил в дом Майклзов, и на первый же звонок снял трубку Гордон, точно сидел у телефона. Ничего хорошего, доложил я, только вот Джинни передает Джудит, что любит ее. Гордон сказал, что Джудит в саду, рвет петрушку на ужин и он ей передаст.

— Позвоните завтра, — сказал он, — если мы можем помочь.

Наш здешний ужин, приготовленный и оставленный в холодильнике приходящей домохозяйкой Оливера, заполнил пустоту, оставшуюся от обеда, и Джинни после него прямиком отправилась спать, сказав, что в два поднимется и пойдет с Найджелом во двор жеребят.

— Она дежурит ночами, — сказал Оливер. — Они с Найджелом — хорошая команда. Он говорит, но Джинни здорово ему помогает, особенно когда три или четыре кобылы жеребятся одновременно. Я и сам частенько выхожу, но столько всего приходится решать за день, столько бумажной работы, что устаю зверски. Поем и валюсь спать без задних ног.

Мы тоже пошли спать довольно рано, и я проснулся в просторной гостевой комнате с высоким потолком, когда еще стояла глухая тьма. Это было одно из тех мгновенных пробуждении, когда нечего и надеяться быстро заснуть опять, и я вылез из постели и подошел к окну, которое выходило на конюшенный двор.

Я видел только крыши, и сторожевые огни, и маленький участок первого двора. Видимой суеты не было, часы мои показывали половину пятого.

Я прикинул, как отнесется Джинни к тому, что я присоединюсь к ней во дворе жеребят; затем оделся и вышел.

Они все были там: Найджел, Оливер и Джинни, все в одном стойле с распахнутой дверью, где на боку, на соломе, лежала кобыла. При моем приближении все повернули головы, но особенно не удивились и не стали приветствовать.

— Это Плюс Фактор, — сказал Оливер. — Жеребенок будет от Сэнд-Кастла.

Голос его был спокойным; так же держалась и Джинни, и я догадался, что они еще ничего не сказали Найджелу об уродствах. На их лицах еще была надежда, точно им верилось, что вот этот наконец будет такой как надо.

— Она на подходе, — тихо сказал Найджел. — Приготовьтесь.

Кобыла издала хрюкающий звук, и ее вздувшиеся бока напряглись. Мы стояли молча, наблюдали и не вмешивались. Показалось копытце, обтянутое поблескивающей полупрозрачной пленкой, за ним очертания длинной, узкой головы, потом очень быстро последовал весь жеребенок, шлепнулся на солому, окутанный испарениями, пленка разорвалась, свежий воздух проник в легкие, и новая жизнь началась вместе с первой трепетной судорогой вздоха.

«Изумительно!» — подумал я.