Высокий блондин без ботинок
Шрифт:
— Он все время на работе, ты в салонах красоты, на Багамах и в фитнес-центрах. А в большом доме можно разойтись по комнатам, чтобы не видеть его рожу.
— А я представляю себе многочисленную семью, сидящую каждый день за большим обеденным столом, — сказал Марко.
— С тобой я могу и завтракать, и обедать, и ужинать, а тому отвратительному типу, которого приметила себе в мужья, с удовольствием организую только шикарные поминки.
— А секс?
— Сексом завлекают до свадьбы, а потом… не знаю, как у вас в Италии, но у нас, если у мужика заводится лишний рубль, у него сразу же заводится любовница. А у богатых их море. Жены закрывают глаза, мне кажется, они даже рады, что их лишний раз не трогают. Потом появляются личные тренеры и
— Выйти замуж за богатого… — еще раз проговорил Марко, — как вы не понимаете, что это не гарантирует счастье.
— Легко тебе говорить с таким состоянием! — фыркнула тогда девица.
Марко, конечно, был потрясен таким цинизмом.
За пять лет, что он вел дела в России, он благодаря своей коммуникабельности прекрасно выучил русский язык. Он полюбил эту страну, хотя не все в ней понимал и принимал. Марко завел много новых друзей, которые звали его на более привычный им манер — Марк. Он не возражал. Так как навсегда оставаться в России он не собирался, приобретать какое-нибудь жилье по баснословной цене он не хотел, поэтому снял в центре Москвы целый этаж гостиницы. Здесь у него были и тренажерный зал, и бассейн, и зимний сад. Обслуживали его апартаменты служащие гостиницы. Питался Марко в своем ресторане средиземноморской кухни, если был в тот момент там, или в ресторане с очень хорошей и дорогой кухней в своем отеле, когда возвращался домой. Постельное белье, полотенца ему меняли каждый день. Рубашки, нижнее белье он ежедневно бросал в пакеты, которые уносились в прачечный комплекс отеля и возвращались ему в чистейшем и отутюженном состоянии. Бар ежедневно пополнялся дорогими алкогольными и безалкогольными напитками. Минеральная газированная вода, которую предпочитал пить Марко, доставлялась ему из Франции. Дирекция отеля ценила своего дорогого постояльца и предоставляла ему услуги на высочайшем уровне. Марко оставлял щедрые чаевые, никогда не хамил и не оскорблял обслуживающий персонал. Горничные были все тайно влюблены в него. В общем, жизнь Марко в России можно было бы назвать безмятежной, если бы не проблемы с его любимой, обожаемой мамой Антонией Тозини. Проблемы с ее нервной системой начались после смерти супруга. Эта волевая, красивая женщина сразу как-то надломилась и уже до конца так и не вышла из этой нескончаемой депрессии. Настало время, когда она не смогла работать и в своем любимом детище — салоне «Антония», твердо намереваясь продать его конкурирующей фирме. Марк тогда ей это сделать не позволил, зная, что для матери это будет еще одной травмой. Так что и «Антонию» Марк взвалил на свои плечи. С течением времени нервы мамы стали еще хуже, она все тосковала и сходила с ума в одиночестве. Ее охватывал страх за единственного сына.
— Я не переживу, если с тобой что-то случится! — чуть ли не ежедневно говорила она ему.
Сколько бы Марк ни убеждал ее, что ничего страшного случиться с ним не может, вернее, опасность ему грозит не больше, чем кому-либо другому, Антонию это не успокаивало, и она продолжала тревожиться за сына.
Она не могла надолго оставлять любимый загородный дом в Италии, недалеко от которого на кладбище в семейном склепе был похоронен ее муж, и так же не могла долго существовать без сына, когда он уезжал в Москву. Так Антония и моталась между двумя странами. Для матери Марко выделил две большие комнаты с ванной комнатой на своем этаже, которые всегда ожидали ее приезда. Марк все делал, чтобы не нервировать ее, обеспечивал ей уют и комфорт. Но в одном никак не мог согласиться с матерью. Последний долгий разговор, чуть не закончившийся скандалом, был тому наглядным примером. Она нагрянула, как всегда, внезапно и сидела в номере, дожидаясь его прихода. Самолет у Тозини был свой, и перелеты всегда проходили в благоприятной обстановке. Марк вернулся поздно и на этот раз без девушки.
— Здравствуй, — кинулась к нему мать, — похудел… побледнел…
— Здравствуй, дорогая, — поцеловал ее Марк, улыбаясь, — не выдумывай, все у меня хорошо.
— Нет, мне кажется, что ты изменился. Тени под глазами.
— Просто много работы, но я к этому привык.
— Ты точно хорошо себя чувствуешь? Ничего от меня не скрываешь?
— Мама, мы не виделись всего неделю! Не накручивай себя! — прошел в просторную гостиную Марк, развязывая узел галстука и располагаясь на кожаном диване.
— Устал? — ласково потрепала его по щеке Антония.
Марк поймал ее руку и поцеловал.
— Не нашел порядочную женщину, чтобы жениться? — спросила мама.
Марк закатил глаза. Старая тема.
— Мама, не начинай…
— Еще как начну! Тебе сколько лет?
— Мне некогда задумываться над этим.
— А вот мне есть когда! Мне шестьдесят пять лет! Я всегда мечтала о большой семье, ты же знаешь — у меня не получилось, так я возлагала большие надежды на тебя. Ты должен был рано жениться и родить мне много внуков! Чтобы ты не был у меня один, чтобы мне стоило ради кого жить.
— Мама, пойми: я очень люблю и уважаю тебя, но я не должен устраивать свою жизнь в угоду тебе. Я многого лишился из-за семейного бизнеса, и ты это знаешь, но моя личная жизнь — это моя личная жизнь.
— Не говори так, словно ты несчастен! — воскликнула Антония.
— Я счастлив, и не мешай моему счастью!
— Я же воспитывала тебя в любви к семье, — всхлипнула Антония, сдерживая дыхание.
— Мама, не начинай! Я хочу семью… вернее, раньше хотел, но было некогда. Твой гениальный мальчик оказался не таким уж и гениальным, и груз ответственности еще и за собственную семью мне не потянуть.
— Дорогой мой, прости! — кинулась ему на грудь Антония. — Я знаю, каково тебе пришлось. Все ждали твоего провала, а ты взлетел на Олимп. Каких сил тебе это стоило! Пропади к чертовой матери весь этот бизнес и вся империя Тозини, если ты несчастлив! — заломила руки Антония.
Марк обнял мать, стараясь успокоить. Уж он-то знал, что все это напускное. Высохнут слезы, и Антония не сможет без всей этой роскоши, без прислуги, без ежедневных омолаживающих ванн с козьим молоком, без собственного самолета и огромного поместья, содержание которого Марку обходилось в кругленькую сумму. Он знал и другое: что сам бы никогда не допустил, чтобы у его матери опустилась планка жизненного уровня. Поэтому у нее будет все, что было, и даже больше.
— Сын, неужели ты никого не любишь? — спросила Антония.
— Что значит любовь? — спросил он. — Как было у вас с отцом?
— Горе мне горе! Сын в тридцать пять лет спрашивает, что такое любовь!! Да это жизнь и смерть в одном флаконе! Это когда думаешь только об одном человеке, хочешь быть с ним двадцать пять часов в сутки, дышать одним воздухом, спать в одной кровати, целовать каждую клеточку его тела! Смотреть и не насмотреться, слушать и не наслушаться! — кричала Антония, возбужденно бегая по гостиной, размахивая руками.
Марк задумчиво следил за ней глазами.
— Знаешь, мам, если это действительно так, то я с уверенностью могу сказать, что я не влюблен. Более того, и никогда не был влюблен.
— А твои юношеские страсти?
— На одну ночь, — ответил Марк, — может, я не способен любить? Ну, это чувство заменено у меня чем-то другим…
— Это очень грустно слышать, сын…
— Прости, что огорчаю тебя!
— Почему на свете не осталось умных женщин? — задала риторический вопрос Антония, женщина невысокая, поджарая, с красивым, благородно состарившимся лицом.
— Почему нет? — переспросил Марк.
— Скольких красивых женщин я видела рядом с тобой, и ни одна не смогла тебя зацепить… Эх, куда делись благородные девицы?!
— Я в этом не виноват! — поднял руки Марко, смеясь.
— Смейся… смейся… может, и на моей улице будет праздник, — глубокомысленно заявила Антония, — клянусь, отолью из золота бюст невестки — женщины, на которой ты женишься!
— Ты только им об этом не говори, а то и так отбоя от желающих нет, — глаза Марко смеялись и искрились.