Высокий Утес

Сербо Илья

Отряд, выступивший тогда на охоту, состоял из двадцати воинов, меня и Маленького Жеребенка. Такого количества охотников хватило бы для того, чтобы забить достаточно дичи и, в случае возможного нападения врагов, устроить безопасное отступление. Стадо, которое мы увидели, достигнув пастбища, было довольно большим. Чтобы не привлечь к себе внимания животных, мы, пригнувшись для слежки, скрылись за высоким холмом и осмотрели местность. Один из воинов заметил в отдалении овраг. Это очень помогло нам в дальнейшем.

– Овраг - это хорошо, - сказал мне Маленький Жеребенок после осмотра окрестностей, - Мы можем просто загнать туда бизонов. Тогда нам останется только собирать туши. Мы с тобой сгоним бизонов к пропасти.

Я не был внимателен к последним

его словам. Меня волновал вопрос: почему с нами нет вождя? Мне было дико интересно увидеть его, как охотника. Но потом я решил, что он дает возможность молодым воинам насытить племя, и что охотится рядом с простыми людьми ниже достоинства великого лидера и шамана. В последнем, как оказалось, я был не прав. По возвращении в лагерь после охоты я все же рискнул спросить об этом Маленького Жеребенка. Он удивленно посмотрел на меня и сказал, что его отец не такой заносчивый. Не охотился он с остальными потому, что на него, как на вождя и мудреца, было возложено слишком много обязанностей, исполнению которых охота могла воспрепятствовать. Я тогда не совсем его понял, но лишних вопросов решил не задавать.

Чтобы загнать стадо к обрыву, его стоило, как следует спугнуть. Для этого нам с Жеребенком необходимы были волчьи шкуры. Некоторые наши воины были предусмотрительны, и захватили с собой парочку для такого случая. Мы с Жеребенком напялили их на себя. Он показал мне, как надо передвигаться, чтобы бизоны поверили в то, что для них существует опасность нападения хищников. Мне казалось, что одного запаха, который исходил от этих шкур, хватило бы. Запах был прескверный. К тому же, шкура очень сильно кололась, несмотря на то, что тот, кто ее обрабатывал, явно пытался сделать все как лучше.

Мы медленно приближались к стаду. Сын вождя, видимо, желал удостовериться в том, что бизоны чувствуют себя в безопасности и что их удастся спугнуть.

– Зачем мы это делаем?
– прошептал я, - Их же могут напугать воины.

– Напугать-то они смогут, - ответил Жеребенок, - Но бизоны разбегутся в разные стороны, и тогда не видать нам удачной охоты. Нам еще повезет, если мы в живых останемся, а не будем раздавлены их копытами. Нам нужно их спугнуть, а воины позаботятся о том, чтобы стадо бежало в нужном направлении, к обрыву. То есть, зажмут его с двух сторон. Десять человек будут стрелять по ним с правой стороны, и десять - с левой. Во время неразберихи при бегстве это заставляет животных держаться вместе.

По мере приближения к стаду наше продвижение неуклонно ускорялось. Должен признаться, я жутко боялся того, что могучие дети прерий могут просто задавить нас. Я не знал тогда, что они довольно пугливы. Заметив двух "волков", мчавшихся прямо на них, бизоны бросились бежать во все стороны. И тут выскочили наши воины. Они действовали точно так, как говорил мне Маленький Жеребенок. Стрелы мешали кому-либо из животных выйти из их своеобразного "строя" и умчатся куда подальше. Таким образом, всадники загнали бизонов к обрыву, с которого те и свалились. Ясное дело, все стадо в пропасть падать не собиралось. Так всегда было на охоте. Часть стада пожелала избежать смертной участи, сообразив, очевидно, что она их ожидает. Охотники им не препятствовали, ибо создавать препятствия бизонам, решившим выжить, было, по меньшей мере, не разумно. Добычи у нас итак было вдоволь.

Воины стали спускаться вниз, полюбоваться своим триумфом вблизи, когда я заметил, что один из животных передумал и, как видно, решил отомстить за гибель своих собратьев. Этот бизон был очень крупным, что дико меня испугало. Он прямо-таки летел в сторону Маленького Жеребенка, стоявшего у обрыва и наблюдавшего за происходящим внизу. Я прицелился и пустил стрелу из собственноручно сделанного лука. Стрела пролетела мимо, даже не задев дикого зверя. Я выстрелил снова. На этот раз стрела угодила бизону в бок. Он приостановил бег и повернул голову в мою сторону. На секунду я подумал, что он сейчас побежит на меня, а я, испуганный, в оцепенении не смогу и пальцем

пошевелить. Так оно и случилось. Животное помчалось на меня, полное решимости задавить мелкого двуногого на месте. Я посмотрел в сторону спасенного мной индейца. Он только сейчас обернулся и увидел, что происходит. Почему он не услышал громкого топота раньше, я не понял. Видимо, был сильно увлечен тем, за чем наблюдал. Он потянулся к своему луку. Мне не хотелось быть по гроб обязанным за свое спасение какому-то краснокожему. Лучше уж пусть он считает себя должником. Я взял себя в руки, вынул из колчана, (опять же, сделанного своими руками), стрелу и пустил ее в голову зверя, скакавшего мне на встречу. Выстрел оказался удачным. Животное свалилось с ног и весьма символично распласталось передо мной на земле. Я почувствовал себя победителем. Маленький Жеребенок спешил ко мне.

– Ну, ты даешь, - пролепетал он в изумлении, - Сам завалил бизона! Ну, что сказать? Ты можешь позаботиться о спасении своей жизни.

Я сказал ему:

– Нет, я позаботился о тебе. Бизон сначала скакал в твою сторону. Было ясно, как день, что он собирается затоптать тебя. А ты, как глухой, стоял на месте, не шелохнувшись.

В то время я уже мог позволить себе такую дерзость. Жеребенок уже не считал меня рабом и стал относиться ко мне, как к равному. Так ко мне относились почти все кайова, что меня очень удивляло. Все ведь знали, что представители этого племени всегда относились к пленникам, как к собственности. За такие слова я давно мог схватить пулю, ну или, по меньшей мере, добрую оплеуху. Однако я всю жизнь был тем еще баловнем судьбы.

И все же, мои слова, произнесенные с изрядной долей смелости, сына вождя немного смутили. Да чего уж там, он был весьма удивлен.

– Бледнолицый хочет, чтобы я поверил его лжи?
– спросил он надменно.

– Я не лгу, - теперь уже не так дерзко ответил я.

Он снова посмотрел на убитого бизона. Должно быть, представлял, как это чудовище давит его своими копытами. Больше он мне ничего не сказал. Просто ушел. Я так и не понял, согласился ли он с тем, что сказал я, или нет. Мы вернулись в лагерь. Вечером собрались почти все женщины племени и направились к оврагу, чтобы освежевать дичь. У индейцев так принято. Практически вся работа возложена на их хрупкие плечи. Они скоблят шкуры, причем в очень больших количествах, ставят типи, прибирают в этих типи, заботятся о том, чтобы мужчины выглядели опрятно. Мужчинам же остается мастерить оружие, охотиться и резать врагов десятками и сотнями, в зависимости от цвета кожи этих самых врагов. С женщинами к обрыву направилось человек двадцать пять мужчин. Мы ведь были на враждебной территории.

Похоже, я постепенно свыкался с миром этих дикарей. И мне это очень не нравилось. Я никогда не понимал, и не понимаю людей, живших с краснокожими и перенявших их образ жизни. На прошлой неделе встретился с важного вида персоной. Одет он был в серое пальто, на голове - цилиндр, в руке - трость, усы элегантно выбриты. Словом - джентльмен. Нам нужно было решить кое-какие дела в совместном бизнесе. И каково же было мое удивление, когда я, зайдя в его почти что дворец, обнаружил, что этот человек совершает ритуал раскуривания трубки и осеняет себя священными струями дыма!. Казалось бы, цивилизованный человек, а верит во всякие бредни.

Нет уж, я никогда не имел ничего общего с этим. Я верю только в то, что все предрешено Великим Духом, или каким-нибудь другим Высшим Существом. И не спрашивайте, как это все уживается в одной мое голове.

Я не был пленником в лагере кайовов. Я был там почти, что своим. Но своим этим дьяволам я никогда не стал. Будучи свободным, в душе я чувствовал себя пленником. Душа цивилизованного человека во мне говорила о том, что ей не комфортно в таком окружении. Я вспоминал, как нашел истерзанный труп мисс МакКинг, как эти дикари резали маленьких детей на части, как они насиловали женщин и заживо снимали скальпы с мужчин. Меня от них отделяла непреодолимая пропасть. И я об этом помнил всегда.