Высокое напряжение
Шрифт:
Между нами повисает тишина. Спокойная, легкая. Каждый в своих мыслях, но там так хорошо… думать рядом друг с другом.
— Я поставил все ва-банк и проиграл, — раздается в тишине его шепот. — Она мстит мне…
— Ваша бывшая?
Лев кивает. Снова отпивает алкоголь. А мне больно в груди, будто кирпичом придавило. Не она ему мстит… а я, не желая того.
— Может, вы сделали ей очень больно? — спрашиваю его, а сама еще больше истязаюсь. Ну, зачем я поддерживаю этот разговор? Чувствую себя Иудой. Насквозь прогнившей тварью. Строю из себя друга…
Горький смех рвется из его груди. Лев устало трет
— Мы были молоды… Учились в университете на одном курсе. Я влюбился в нее с первого взгляда. С первого дня знакомства понял, что она будет моей, — после этих слов он вдруг поднимает на меня глаза. Острая вспышка боли пронизывает мое тело, когда я вижу, сколько боли сейчас внутри него. Я не знаю, как он держится…
— Помню, мы тогда все вместе в кафе собрались. Праздновали начало учебы, знакомились. Я подсел к ней и прямо там, глядя в глаза, сказал, что с этого дня она моей будет. Не знаю, как решился, в плане девушек я был очень зажатым, — смеется, отводя взгляд. А мне холодно вдруг становится без его глаз. Зябко обнимаю себя за плечи, продолжая внимательно слушать его рассказ. Боюсь лишний раз вздохнуть, чтобы не спугнуть…
— Мы стали жить вместе. В общаге комната была… Тогда мне казалось, что мы семья. Я пытался, как мог, радовать ее. Подрабатывал по ночам крупье в казино. Она готовила мне обед, стирала и гладила рубашки… Мне казалось это таким уютным и настоящим: чувствовать запах кондиционера на своей одежде и знать, что она заботится обо мне… Я любил в ней все… Даже запах крема для рук помнил…
— Что же случилось?
— Через два года начались ссоры. Отношения становились прохладными. Будто невидимая стена вырастала между нами и с каждым днем становилась все больше. Она хотела узаконить брак. Хотела жить в своей квартире, готовить в своей кухне, а не ютиться с двадцатью студентами у одной конфорки. А я… — смеется, убирая в сторону пустой бокал. Смотрит на свои сцепленные руки.
— Что я мог ей дать? Мой отец всю жизнь проработал в шахте. Мама была учителем начальной школы. Мы всегда жили настолько бедно… Да я даже в гости Лену позвать не мог, чтобы познакомить с родными… Как? Мы жили в ужасном бараке… Мне было просто стыдно… Я просил ее подождать. Мне нужно было окончить универ, встать на ноги. Но она будто не слышала меня. А потом заявила о расставании. Собрала вещи и ушла. Вот так, в один день просто ушла… Я понял, что не смогу ее потерять… Пошел к отцу. В гараже стояла старая Тойота Супра. Я когда-то купил ее, разбитую в хлам. Потихоньку восстанавливал, реставрировал это японское ведро. На тот момент машина была уже на ходу… Я продал ее, а на эти деньги купил Ленке кольцо обручальное. Хотел сделать предложение, — снова смеется, так горько…
— Землю грызть был готов, только бы она со мной была… А она не пришла… Я тогда два часа под дождем простоял, все ждал… А она, оказывается, в этот день замуж вышла…
Лев замолкает. А я не знаю, что и сказать. Растерянная, шокированная этими откровениями. Сейчас я увидела Богатова совершенно другим человеком… полной противоположностью того, кем он представлялся в моих глазах. Израненный, с исковерканной душой… Своим рассказом он что-то сделал со мной. Такое чувство, что с этого момента что-то изменилось во мне… И прежним мир никогда не будет… Он просто взял и прямо у меня на глазах вспорол свое нутро ивывернул наружу самую глубокую боль, обиду обманутой любви… Та женщина таксильно ранила его и до сих пор делает больно…
Нет, в его истории нет ничего ужасного и необычного. Типичная драма… Так было у многих. Первая любовь, первая боль… Но этот мужнина… Сейчас я поняла, как никогда. Наши души с ним — они будто брат и сестра, рожденные одной матерью… будто близнецы. Я понимаю, насколько тяжело он это переживает… Богатов глубоко раненый зверь… А теперь и я сделала ему больно. Чувство вины снова поднимает голову, царапает мою грудь, раздирая ееогромной когтистой лапой. Я… Я виной всему… Этому состоянию Льва… Я сделала все это…
Он смотрит на меня острым, проникновенным взглядом. Он так близко, упирается плечом в мое плечо… Он ждет от меня слов, ждет поддержки… А я ненавижу себя за то, что не могу и слова выдавить из себя…
— Спасибо тебе, Тата, — шепчет, улыбаясь. Тянется рукой, убирает с моего лица прядь волос. И в этом жесте столько нежности и тепла… Слезы наворачиваются.
— Почему? — начинаю говорить, и голос осекается. — Почему вы уверены, что это Лена?
Стоит мне задать этот вопрос, с неба вдруг начинают капать крупные капли дождя. Подняв глаза к небу, он улыбается.
— Ладно, черт с ним, со всем… Я давно забыл и пережил. И все проблемы — ерунда. Бывало и хуже… Кажется, пора уходить. Если не хотим промокнуть, — поднявшись, он поворачивается и протягивает мне ладонь. Смотрит на меня, улыбаясь. И сейчас в нем ни капли не осталось от прежней печали. Чувственные губы кривит озорная улыбка, а в уголках глаз залегли морщинки. А я смотрю на него, и сердце в груди пропускает удар. А потом с новой силой гонит кровь по венам.
***
Я отвезла его домой. Он порывался поехать на своей машине, но я не могла этого допустить. Не знаю, сколько он выпил, но судя по резким перепадам настроения, Богатов был прилично пьян.
К тому времени, как мы добрались до его дома, мужчину развезло еще больше. И мне пришлось тащить его на своем плече до самой спальни. А это совсем не легкое дело.
Опустив его на покрывало, выдохнула, присела на самый край кровати. На мне остался запах его парфюма. Прижав к носу запястье, вдыхаю аромат. Снова и снова, будто боюсь, что не надышусь, а он улетучится… А потом вдруг чувствую крепкую хватку на своем запястье. Секунда, и я лежу рядом с ним, прижатая к твердой груди мужчины.
— Ну, здравствуй, головная боль, — протягивает шепотом. Его губы напротив моих глаз. Боже, какие они… пухлые и сочные. Разве бывают такие у мужчин? А эта улыбка ленивая… Я настолько обескуражена, что даже забываю поругать его за то, что все это время он, похоже, притворялся пьяным и заставил меня тащить себя в дом…
— Тата, — снова пробирающий до мурашек шепот и касание его нежных пальцев к моим скулам. — Ты же понимаешь, что моя… что для меня, — он осекается. Касается губами моего виска, а мне дышать нечем от переполняющих чувств. Его запах, его прикосновения и близость… так много всего. Я не знаю, как он это делает, но сейчас я готова на все, только бы он не останавливался. Но я не могу. Я должна ему сопротивляться. Это неправильно. Неправильно, черт побери!