Высокое напряжение
Шрифт:
Кирилл заходит первым на катер и подает мне руку. Пока мужчины грузят вещи, я наблюдаю за шефом. Не могу оторвать от него глаз. Всегда привыкла видеть его в офисном, а сейчас он в спортивной одежде. На нем черная футболка, обтягивающая крепкие мышцы, темные слаксы. Но даже так он выглядит безумно стильно и привлекательно.
— Тата, устраивайся вот сюда, — раздается голос Кира. Кивнув, присаживаюсь на сиденье. Лев поднимает дедулю на руки и осторожно ступает на катер, устраивая его на соседней со мной лавочке. Накрывает его ноги одеялом и отправляется на берег за коляской и оставшимися вещами.
Смотрю на братьев
Мы отплываем от берега. Когда оказываемся на середине пруда, катер останавливается, и мужчины расчехляют удочки.
Вручив мне снаряжение, Кир старательно объясняет, как этим пользоваться. Я делаю вид, будто ничего не понимаю в этом, и дико увлечена. Но правда совсем в другом. Я говорила ему, что не люблю это занятие.
Пока Кир одну за одной вытаскивает рыбу из пруда, я то и дело посматриваю на Льва. На его руки, покрытые тату, на крепкую спину и прищур глаз. Такой огромный, где-то даже угрожающий снаружи, и такой нежный, добрый в душе. Невероятный мужчина. Интересно, он видел мой проект? Почему-то не могу набраться храбрости спросить об этом у него.
Спустя два часа мы наконец-то причаливаем к берегу. Помогаю Киру занести рыбу в кухню, пока Лев занимается дедулей. Посадив того в кресло, катит в дом, наверх, в спальню. Дедушка устал, и немного отдохнет перед обедом.
Кир отправляется во двор чистить рыбу и разводить костер. Мужчины решают приготовить ее на гриле. А я занимаюсь гарниром и салатом. Достаю из холодильника овощи, мою их. Вдруг слышу за спиной чьи-то шаги.
— Я думал, ты не любишь рыбалку, — раздается глубокий голос шефа, от которого сердце снова удар пропускает.
— Я так плохо играла роль заинтересованной? — усмехнувшись, пытаюсь выглядеть равнодушной, но это получается плохо. Лев в нескольких сантиметрах от меня. Чувствую кожей жар его тела. Вдыхаю его запах. Рука мужчины скользит по моей талии, а затем обхватывает мою ладонь с зажатым в ней ножом.
— Давай, помогу, — горячее дыхание обдает кожу шеи. Понимаю, что нужно выпустить нож. Но не могу, так хочется насладиться ощущением его ладони.
— Да, конечно, — отпускаю прибор. Лев перехватывает его, отходит, выпуская меня из объятий. Принимается чистить картошку. А я, все еще пребывая в растерянном состоянии, продолжаю наблюдать за ним. То, с каким мастерством он это делает, заставляет меня удивляться.
— Не хочешь рассказать? — задает вопрос, бросив на меня хитрый взгляд.
— Рассказать что? — смотрю на него в недоумении.
— Почему такая нелюбовь к этому роду занятий?
До меня наконец-то доходит, о чем речь. Рыбалка.
— Неправдоподобно вышло? — намекаю на свои попытки выглядеть радостной во время этого занятия.
Смеется. Отправив очищенный картофель в кастрюлю, пожимает плечами.
— Плохая из тебя актриса.
Теперь смеюсь я. Чувствую, как щеки заливает жаром румянца. Никогда никому не рассказывала об этой части своей жизни. А ему почему-то хочется признаться.
Достав разделочную доску, принимаюсь нарезать салат. Делаю это больше для того, чтобы не смотреть на Льва во время своего рассказа. Боюсь прочитать в его глазах разочарование. Ведь тайна сильной бизнес — вумен будет раскрыта. Не такая уж я и сильная, на самом-то деле…
— Я родом из маленькой деревни, — как только я начинаю говорить, он замирает. Чувствую на себе его взгляд. Стараюсь не думать ни о чем. Просто рассказываю, уносясь мысленно в далекое прошлое.
— Мы жили очень бедно. Для того, чтобы сводить концы с концами, отец после много рыбачил. Бывало, и меня с собой таскал на это дело. Как-то зимой я потеряла свою варежку. На улице было около 30 градусов мороза, и мама по пути в школу заставила меня надеть отцовские перчатки. Я ненавидела их… Они были такие вонючие. От них за километр несло рыбой. Когда я зашла в раздевалку, один из моих одноклассников выхватил ее из моих рук, хотел поиздеваться. А когда почувствовал вонь, исходящую от вещи, закричал на все помещение, обзывая меня «вонючей нищенкой». Помню, так сильно толкнула его, выхватила варежки, выбежала на улицу, прямо в мороз, в чем была. Шла домой, не разбирая дороги, заливаясь слезами. Мне так горько было, обидно. Моя гордость была растоптана…
Может, ему покажется все это мелочью, но мне дико стыдно. Даже сейчас, спустя столько лет.
— Ты совсем не такая… — раздается его тихий голос. Удивленная, поднимаю на него глаза. Лев стоит неподвижно, смотрит на меня полными тоски глазами.
— Будь выше всего этого… Отпусти прошлое…
Легко ему говорить. Сложней сделать. Не могу до сих пор побороть много комплексов из детства. Возможно, именно борьба с ними и дает мне столько сил и энергии, помогает держаться и не отчаиваться в огромном и до сих пор чужом мне городе.
— Я все понимаю, но ненавижу рыбалку, — пожимаю плечами, посылая ему нервную улыбку. — Я помню, как тогда обижалась на отца… за то, что не может обеспечить нас с мамой. Я хотела быть как все, не ниже… Вот тогда-то я и пообещала себе, что вырвусь в город, построю себе карьеру, стану бизнес-вумен, и ни одна скотина никогда больше не назовёт меня нищенкой…
Лев молчит. Весь картофель уже почищен. Он просто стоит рядом, сложив на груди руки, не сводит с меня задумчивого взгляда.
— Пять лет назад я приехала в родной город… К маме. Помню, вышла на вокзале. Оглядываюсь — поле вокруг и пустая автобусная остановка. Увидела на обочине парочку стареньких такси. Подошла к одному, вся такая, в шубке норковой, с ролексами на запястье и последним айфономв руках. Открываю дверь, усаживаюсь в салон. А за рулем в старой потрёпанной кожанке и застиранной вязаной шапке тот самый парнишка, что в школе травлю на меня устроил из-за перчатки…
Богатов молчит. А я смотреть на него боюсь. Пока он ставит картошку на огонь, продолжаю нарезать салат. А потом вдруг чувствую прикосновение его пальцев к своим плечам. Сердце стучит где-то на уровне горла.
— Твой отец может тобой гордиться, Тата, — произносит тихо у самого уха.
— Он — вряд ли…
Млею от его незатейливых ласк. Нежными прикосновениями он убирает с одного плеча мои волосы. Касается мочки уха.
— Почему? — продолжает допрос. Но об этом я не готова говорить. Даже так, под магией его рук.