Высокое напряжение
Шрифт:
Белый “ниссан” по-прежнему шел за ним впритирку, словно и впрямь как-то исхитрился на ходу зацепить за задний борт полуприцепа буксирный трос. Маманя поморщился. Ему приходилось встречать таких, с позволения сказать, водителей. Они управляли своими дорогими тачками, руководствуясь не правилами движения и даже не обыкновенным здравым смыслом, а какими-то дурацкими легендами, неизвестно кем выдуманными и пущенными гулять по свету. Лучше всего ехать за кем-нибудь – тогда гаишник остановит не тебя, а того, кто едет впереди. Пусть передний соберет все шишки и ямки, а ты учись на его ошибках.” А вот еще: позади
– Да не дергайся ты, – внезапно нарушил свой обет молчания окутанный клубами дыма Костыль. – Нам еще ехать и ехать, а ты уже весь на нервах. Плюнь на этого урода. Въедет тебе под задний мост – его проблемы. Не обращай внимания.
– Да надоел, козел, – признался Маманя. – Как ни гляну в зеркало – маманя моя дорогая! – все он там маячит.
– Ну и хрен с ним, – сказал Костыль. Первую остановку сделали через два часа. Было около семи утра, и оба чувствовали, что пора перекусить. Кроме того, с утра пораньше выхлебавший пол-литровую кружку чая, Маманя испытывал настоятельную потребность избавиться от избытка влаги. Когда на сто двадцать третьем километре трассы показался специально оборудованный для отдыха дорожный карман, Маманя загнал туда машину и тут же, не успев даже подумать, зачем ему это понадобилось, оглянулся назад, на дорогу.
Белого “ниссана” как не бывало.
– Проскочил, что ли? – с сомнением проговорил Маманя. – Ты не видел, куда этот подевался? – повернулся он к Костылю.
– Кто? – рассеянно переспросил Костыль, копаясь в своей сумке, откуда вкусно пахло ветчиной.
– Да этот, на “ниссане”.
– А, этот. Нет, не видал. Да что ты к нему привязался? Проехал, наверное.
– Это не я к нему, это он ко мне привязался, – возразил Маманя, выбираясь из кабины и спрыгивая на бугристый асфальт. – Эх, маманя, благодать-то какая! Люблю лето! Отлить не хочешь, Костыль?
Костыль промычал что-то отрицательное. Маманя прогулялся в кусты и вернулся, неся в руке здоровенный гриб с похожей на вывернутый наизнанку зонтик шляпкой.
– Эй, Костыль! – позвал он, поднимая гриб над головой. – Не знаешь, что это за зверь? Жрать его можно или нет?
Костыль пожал плечами, и Маманя, широко размахнувшись, забросил гриб обратно в кусты. Он забрался в кабину, где Костыль уже разложил свои бутерброды, достал со спального места сумку и внес свою лепту в предстоящее пиршество.
Они перекусили не торопясь, со вкусом, запивая бутерброды черным кофе, до которого оба были большими охотниками, и двинулись дальше.
Не отъехав от стоянки и сотни метров, Маманя обнаружил позади себя белый “ниссан”, возникший на своем прежнем месте словно по волшебству.
– Вот сука! – выругался он. – Глянь-ка, Костыль! Костыль глянул и закурил очередную сигарету.
– Ведут, – без тени сомнения сказал он.
– Мамочка моя, маманя! – воскликнул Маманя. – Ну до чего же сволочной народ пошел!
– Странно, – сказал Костыль, у которого сегодня, судя по всему, случился приступ разговорчивости. – Если бы насчет “дорожного налога”, нас бы давно остановили. Что-то они затевают.
– “Коробочка”! – ахнул Маманя.
Он живо представил себе, как через десяток километров, а может быть, и за следующим поворотом их встречает еще одна машина, пристраивается спереди, заставляет остановиться, их с Костылем выводят из кабины и в лучшем случае связанными оставляют в лесу, а в худшем – просто стреляют в затылок… Неужели все это из-за десяти тонн меди? А почему бы и нет? Да маманя моя родная, нынче людей за копейку режут! И всегда резали, между прочим, но теперь особенно.
– Погоди, – снова угадав его мысли, сказал Костыль. – Не здесь. Вон там, за поворотом.
Впереди показался полосатый красно-белый указатель крутого поворота. Маманя вписался в поворот мастерски, как на автодроме, и тут же ударил по тормозам. Глядя в боковое зеркало, он злорадно засмеялся: белый “ниссан” не впечатался в задний борт трейлера, но для этого его водителю пришлось изрядно попотеть. Легковушку развернуло поперек дороги, на асфальте темнели две извилистых черных полосы, а в воздухе еще не развеялся белый дымок, возникший в результате трения покрышек об асфальт.
Маманя пошарил под сиденьем и с лязгом выхватил оттуда тяжелую монтировку. Костыль вынул из кармана и со щелчком раскрыл свой фасонистый пружинный нож, длинное узкое лезвие которого еще лоснилось после того, как им резали сало. Не глуша двигатель, напарники одновременно распахнули дверцы и выпрыгнули на асфальт, заходя к “ниссану” с двух сторон по всем правилам военной науки.
Они немного опоздали со своим маневром: дверцы “блюберда” уже были распахнуты, и из него, как и следовало ожидать, выбирались крепкие бритоголовые ребята с золотыми цепями на бычьих шеях. Маманя опомниться не успел, как у него отобрали монтировку и врезали по шее – слава Богу, не монтировкой, а кулаком, но и в этом было мало хорошего, Потом ему отвесили тяжелого пинка пониже поясницы, схватили за шиворот, встряхнули, как щенка, и поставили прямо.
Маманя осторожно открыл глаза и первым делом увидел Костыля, который стоял неподалеку, держась обеими руками за живот, и пытался разогнуться. Морда у него была синяя, широко разинутый рот хватал воздух, который никак не хотел проходить в легкие.
– Ты че делаешь, урод?! – снова принимаясь трясти Маманю, как яблоню, завопил один из бритоголовых – судя по бледной от недавнего испуга физиономии и трясущимся рукам, водитель. – Ты че творишь, падла, я тебя спрашиваю! Я ж в тебя чуть не влепился, мудак!
– Дистанция… – робко пискнул Маманя и тут же заткнулся, потому что в нос ему сунули воняющий оружейным маслом вороненый ствол.
– Я вот покажу тебе дистанцию, – прошипел водитель “ниссана”, энергично пытаясь завинтить пистолетный ствол Мамане в левую ноздрю. Толстый ствол не пролезал. Мамане было больно.
– Больно, блин! – сказал Маманя, пытаясь вырваться.
А – Дернись мне, сучара! – ответили ему. – Я тебе покажу, что такое больно. Я тебя научу ездить, животное, пидор гнойный, мешок с говном!