Высокое окно
Шрифт:
— Вы уверены?
— Уверен, что уверен. Я не слишком обращаю внимание на людей. Но он старый, как я, — и я заметил его. Он еще не спускался.
Я зашел в лифт и сказал: «Восьмой».
Он с трудом задвинул решетки, и лифт пополз вверх. Старик больше не смотрел на меня и ничего не сказал, когда лифт остановился. Он сидел, сгорбившись на своем деревянном стуле, и смотрел в никуда пустыми глазами, и оставался все в той же позе, когда я заворачивал за угол коридора. И лицо его было совершенно отрешенным.
Стеклянная дверь в конце коридора
— Мистер Морнингстар!
Ответа я не получил. Гробовая тишина. По спине у меня поползли мурашки. Я переступил порог.
Свет лампы под потолком отражался на стеклянном колпаке ювелирных весов, на полированной деревянной тумбе стола и на тупоносом черном башмаке, над которым виднелся белый хлопчатобумажный носок.
Ботинок был как-то странно развернут — носок его смотрел в угол потолка. Остальная часть ноги была скрыта за большим сейфом. Каждый шаг давался мне с трудом, будто я шел по пояс в трясине.
Он лежал на спине. Очень одинокий и очень мертвый.
Дверь сейфа была раскрыта, и в замке внутреннего отделения висела связка ключей. Металлический ящичек был выдвинут. И пуст. Прежде там, вероятно, лежали деньги.
Все остальное в комнате оставалось как было.
Карманы старика были вывернуты, но я не стал трогать его — только наклонился и прикоснулся тыльной стороной ладони к серо-фиолетовому лицу. Это было все равно что потрогать лягушачье брюхо. На виске, куда его ударили, запеклась кровь. Но запах пороха на этот раз не ощущался, а цвет его лица свидетельствовал о том, что смерть наступила в результате сердечного приступа — вероятно, от сильного испуга или потрясения. И все равно это оставалось убийством.
Я не стал выключать свет, протер дверные ручки и спустился по пожарной лестнице на шестой этаж. Идя по коридору, я автоматически читал имена: «Х. Р. Тиджер, зубное протезирование»; «Л. Придвью, бухгалтер»; «Далтон и Рис, машинописные работы»; «Д-р Е. Дж. Бласкович» — и ниже, маленькими буквами: «хиромант-практик».
Грохоча, поднялся лифт. Старик не взглянул на меня. Лицо его было пусто, как моя голова.
Я позвонил в дежурный госпиталь с угла улицы, не назвав своего имени.
15
Бело-красные шахматные фигурки выстроились на доске в полной боевой готовности и имели напряженный, загадочный и компетентный вид — как всегда, в начале партии. Было десять часов вечера. Я был дома. В зубах у меня была трубка, под рукой — бутылка виски, а в голове — ничего, кроме двух убийств и вопроса, как могла Элизабет Брайт Мердок получить назад свой дублон Брэшера, если он лежал в моем кармане.
Открыв сборник шахматных партий лейпцигского издания, я выбрал оттуда головокружительный Королевский гамбит, двинул вперед белую пешку — и тут в дверь позвонили.
Я обошел стол, вынул из дубового секретера кольт тридцать восьмого калибра и подошел к двери, держа его у бедра в опущенной руке.
— Кто там?
— Бриз.
Перед тем как открыть, я вернулся к секретеру и положил на него пистолет. Бриз, как и раньше, выглядел огромным и неряшливым, только чуть более усталым. С ним был молодой розовощекий следователь по имени Спрэнглер.
Они сразу оттеснили меня в комнату, и Спрэнглер закрыл дверь. Его зоркие молодые глаза забегали по сторонам, в то время как немолодые холодные глаза Бриза пристально изучали мое лицо.
Потом Бриз прошел к дивану.
— Посмотри вокруг, — сказал он уголком рта.
Спрэнглер пересек комнату, заглянул на кухню и снова вышел в коридор. Скрипнула дверь ванной, и шаги начали удаляться.
Бриз снял шляпу и промокнул платком лысину. В отдалении открылись и закрылись двери. Стенные шкафы. Спрэнглер вернулся.
— Никого, — доложил он.
Бриз кивнул и опустился на диван, положив шляпу рядом. Увидев пистолет на секретере, Спрэнглер спросил:
— Не возражаете, если я взгляну?
— Тьфу, на вас обоих, — сказал я.
Спрэнглер взял пистолет, поднес дуло к носу, принюхиваясь.
Потом вынул обойму, положил ее на стол, поднял пистолет и развернул его так, чтобы свет падал на открытую казенную часть, и, держа таким образом, заглянул прищуренным глазом в ствол.
— Пыль, — сообщил он. — Не очень много.
— А что вы ожидали там найти? — осведомился я. — Золото и бриллианты?
Он проигнорировал мои слова, посмотрел на Бриза и добавил:
— Полагаю, из этого пистолета не стреляли в течение последних суток. Я уверен.
Бриз кивнул, пожевал губами и изучающе установился на меня. Спрэнглер аккуратно собрал пистолет, положил его на место и сел в кресло. Он закурил и выпустил дым с самым удовлетворенным видом.
— Мы и так прекрасно знали, что это был не длинноствольный кольт тридцать восьмого калибра, — сказал он. — Из такой пушки можно пробить стену. Никаких шансов, что пуля застрянет в голове.
— Вы вообще о чем, ребятки? — поинтересовался я.
— Самое обычное дело, — сказал Бриз. — Убийство. Присядь-ка. Расслабься. Мне послышались здесь голоса. Вероятно, это в другой квартире.
— Вероятно, — сказал я.
— У тебя пистолет всегда валяется на секретере?
— Только в том случае, когда я не держу его под подушкой, — ответил я. — Или под мышкой. Или в ящике стола. Или еще где-нибудь — сейчас не припомнить где, — куда мне случается положить его. Эти сведения оказались полезными для вас?
— Мы пришли сюда не для того, чтобы грубить, Марлоу.
— Мило, — сказал я. — Вы врываетесь ко мне в квартиру и без разрешения лапаете мои вещи. А что значит, по-вашему, быть грубым — повалить меня на пол и бить по лицу ногами?