Высота одиночества
Шрифт:
Но дверь открылась. Игорь стоял на границе света — приглушенного в коридоре и яркого — в его номере и казался каким-то нереальным. Или она была нереальной, или они оба. Она предпочла подумать, что просто это мгновение — нереальное. Вне времени, вне жизни, вне их отношений. Он всё ещё не снял рубашку, но теперь она была распахнута и не скрывала торса. Рината сделала еще один шаг, остановилась в нескольких сантиметрах от него и, подняв голову, заглянула ему в глаза. Молча вручила бутылку Чивас Ригала. Всё так же глядя на неё, Игорь забрал виски. Если он и был удивлен, то держался молодцом, вида не подал. Рината провела пальчиком по
— Можно войти? — произнесла она.
— Это твое желание? — хмыкнул он. Черты лица его заострились, взгляд был тяжёлым, холодным и колючим.
— Золотая рыбка здесь я, — покачала головой Рината, не прерывая зрительного контакта.
Она испытывала какое-то ненормальное удовлетворение от того, что он рядом, от того, что она может коснуться его, провести рукой по груди, ниже… Он перехватил её кисть у самой пряжки ремня. Чёрная рубашка, чёрные брюки, чёрный уголь зрачков. Он был безумно красив, и Рината понимала, что падает в бездну. Понимала она и то, что это не останавливает её — хоть куда, только бы касаться его ещё и ещё, и ещё… Она пьяна, так что может вести себя, как заблагорассудится. Да и это же её день. Ну кто её осудит?..
— Сегодня я буду делать то, что я хочу.
— И чего же ты хочешь? — тихо спросил он.
Взгляд его ласкал её лицо: губы, глаза, снова губы. Рина приоткрыла рот и закусила губу. Он пытался совладать с собой. Она видела, как все внутри него борется, сражается не на жизнь, а на смерть. Гордость, приставленная к стене желанием, царапалась из последних сил, но на её шее неумолимо сжимались горячие пальцы. Он так сильно ненавидел её. Она так сильно презирала его. И все же…
— Подарок, — как ни в чем не бывало пожала Рина плечами. — Я вчера выиграла тебе золотую медаль. Имею право.
Резко дернув Рину за плечо, Игорь втащил её в номер и, ногой захлопнув дверь, прижал к ней.
Сучка! Ну что за сучка! Он смотрел на неё и испытывал дикое желание придушить. Как она ловко им манипулирует, как изощренно издевается над ним. Он чувствовал, как гулко колотится её сердце, как вздымается грудь, и боролся с желанием сорвать с неё эту тряпку, прижать к себе и… Ударив ладонью рядом с её лицом, он отпрянул от Ринаты и ушел в спальню. Рина прошла следом, остановилась в проеме, соединяющим спальню с коридорчиком, и привалилась плечом к косяку. Вновь обернувшись на неё, Игорь жестко усмехнулся и тряхнул головой. Провел пальцами по волосам и снова взглянул на Ринату:
— Принцесса хочет подарок? Какой?
— Тебя, — просто ответила она. — Я хочу тебя.
— А твой хахаль тебя уже не удовлетворяет?
Его взгляд пронзал её льдинками. От этого ей было нестерпимо больно, но вместе с тем она испытывала удовлетворение. Потому что ему тоже было больно. Каждой фразой они убивали друг друга: кололи, стреляли, резали по живому, как два садиста.
— Сегодня я хочу тебя, Крылов, — медленно, растягивая слова, проговорила Рината и снова приблизилась. Остановилась рядом и спустила бретельку.
Игорь впился взглядом в бледную кожу её оголенного плеча. Тяжело сглотнул, подавляя желание провести ладонью, ощутить тепло её хрупкого тела. Она, черт возьми, за эти годы стала еще прекрасней. И от этого он ненавидел её лишь сильнее!.. Ненависть, — она разъедала его душу,
У Ринаты было все, у него — ничего. Она лишила его всего, а сама год за годом завоёвывала новые высоты и наслаждалась жизнью.
И вот теперь Рината Бердникова, та, которую он поклялся вырвать из сердца и забыть, стояла и снова ковырялась в пепле его чувств. Ему хотелось схватить её, встряхнуть и закричать, что нет там уже ничего — выжжено, выкорчевано, мертво. Но Игорь с ужасом понимал, что не может. Что она смотрит своими синими глазищами, прямо в душу смотрит, не отводя взгляда, смотрит, и внутри все переворачивается.
Это мазохизм. Это ненормально. Это неправильно.
Но выбора у него, кажется, нет.
Игорь смял её, как куклу, прижал к себе и жадно впился в её рот. Застонав ему в губы, Рината тут же рванула рубашку с его плеч и, не прерывая поцелуя, схватилась за пряжку ремня. Ловко расстегнула и потянула вниз молнию ширинки.
Руки её подрагивали от нетерпения, как, впрочем, и вся она. Ей казалось, что каждый миг промедления — маленькое затмение солнца, каждая секунда — крохотная смерть. За эти годы она пережила так много этих смертей… Но сейчас это было неважно. Его пальцы — как и прежде сильные, ловкие, уже касались её бёдер, комкали подол платья. Он дышал шумно и как-то зло, словно бы она злила его своими губами, руками, телом. Возможно, так оно и было, но Рине не хотелось думать об этом. Это её день, а он — её приз. Момент триумфа — столь же сладостный, как и тот, в котором она, вздёрнув подбородок, стояла на пьедестале и сжимала негнущимися пальцами букет ароматных роз.
— Ты этого хотела?! — рыкнул он, толкая её на постель.
Она могла бы испугаться, но не испугалась. И, лёжа перед ним на широченном матрасе, она по-прежнему не чувствовала себя проигравшей. С губ её сорвался выдох, длинные тёмные волосы, рассыпавшись по груди, плечам и неровно лежащему одеялу, были похожи на шёлк. Она смотрела прямо на него — упрямо, даже немного надменно, и Игорь понимал, что это конец. Скинув расстёгнутую рубашку на пол, он навалился на Ринату — как-то по-подростковому жарко и неловко, подминая её под себя, сгребая её, словно голодный пацан. Да он, в сущности, и был голодным пацаном, а она — леденцом в ярко-красной обёртке платья. Вот только обычно в роли подарка выступают как раз-таки конфеты…
Рината откинула голову, открывая его взору тонкую, безупречную шею и, стоило ей ощутить прикосновение губ, впилась в плечи Игоря ногтями. В ответ он прикусил её кожу — сильно и больно, заставляя Рину зашипеть сквозь стиснутые зубы. Вкус её тела, вкус её кожи… Её губы — сладко-горькие, с привкусом досады и разочарования, её бёдра — сильные, гладкие. Резинка её чулок… Он рванул капрон вниз, оголяя ногу до колена, задрал подол платья выше и дёрнул трусики. Те поддались не сразу — обнажился вначале самый низ живота, выпирающие бедерные косточки. Но Игорь дёрнул снова, а потом ещё раз. Почему-то ему казалось важным содрать с неё эти чёртовы трусы, словно бы нельзя было просто убрать их в сторону. Да может он, мать её, сломать в ней хоть что-нибудь или нет?!