Высота
Шрифт:
На литейном дворе остались только доменщики.
Строители спустились по лестнице, пересекли горячие пути, по которым уже отъехали ковши с чугуном, и тесной кучкой в последний раз прошли по площадке.
Щит-календарь еще стоял на месте, но утром квадратик фанеры с красной единицей выдернули, а в щите образовалась прореха: «Осталось… дней до пуска домны».
20
Пасечник распахнул балконную дверь, и в комнату ворвались свежесть и свет яркого утра.
Слышатся звуки
— Все на праздник собираются, — вздохнул Пасечник, — один я должен сидеть дома.
— Тебе же доктор не велел, — напомнила Катя. — Ну хочешь, я с тобой дома останусь?
— Да что я, маленький? Ты, Катя, иди. Я по радио послушаю. Не забудь взять пропуск на домну.
Катя прихорашивалась перед зеркалом. На ней новое платье, некрикливое и в то же время нарядное. Гладкие черные волосы расчесаны на прямой пробор и схвачены в тугой узел на затылке.
— Между прочим, мне эта прическа очень нравится. Всегда так носи.
— Ладно, — ответила Катя со счастливой покорностью.
Кате нравится добровольное подчинение Пасечнику, его вкусам, его желаниям, а он не злоупотребляет этим доверием.
После того как Катя сердцем уверилась, что Коля ее любит, она почувствовала себя более сильной, красивой, умной, чем прежде.
Сколько часов, дней они уже прожили вместе, и как странно, что с каждым днем их близость продолжает расти! Катя с удивлением и даже с растерянностью заметила, что стала стесняться Коли больше, чем прежде. Многое из того, что раньше бывало в порядке вещей, сейчас представлялось ей почти бесстыдством. Она с трепетом и опаской следила за рождением этой незнаемой прежде застенчивости в помыслах, желаниях, во всем своем поведении.
Наконец послышались нетерпеливые гудки под балконом — это приехали за Катей.
Она выбежала на балкон и помахала рукой.
В кузове машины тесно сидели и стояли принаряженные монтажники.
— Привет святому семейству! — прокричал Бесфамильных.
— Праздник не проспите! — донесся чей-то голос.
— Ну, я пошла. Обещай, что не будешь скучать.
— Ох! — Пасечник театрально вздохнул. — Кончилась, Микола, твоя вольная жизнь!
— Еще не поздно убежать из неволи, — сказала Катя, смеясь.
— Уже притерпелся, — в тон ей ответил Пасечник и заковылял на балкон, чтобы помахать всем на прощание.
Катя вышла в коридор и остановилась, настигнутая догадкой. Она лукаво заулыбалась, вернулась на цыпочках, бесшумно повернула ключ в двери, положила его в свою сумочку и, как ни в чем не бывало, весело сбежала по лестнице.
Пасечник, стоя на балконе, видел, как Бесфамильных перегнулся и поднял Катю в кузов.
Катя послала Пасечнику воздушный поцелуй и, когда машина тронулась с места, прокричала:
— Много по комнате не разгуливай!
— Сейчас лягу! — И Пасечник закивал в знак согласия.
Страдая от одиночества и бессилия, он приковылял
Шла праздничная радиопрограмма, торжественные марши и песни перемежались репортажем с литейного двора доменного цеха.
Пасечник спрятал голову между подушками, но радиопередача, хотя и приглушенная, лезла в уши.
Пасечник встал, выключил радио, взял гитару и принялся напевать печально:
Один, один, бедняжечка, Как рекрут на часах…Нет, и гитара не облегчает душу. Он лег, уверенный, что в тишине к нему быстро вернется спокойствие.
Но прошло несколько минут, полных смутной тревоги, и он вновь включил радио.
Музыка совсем не соответствовала его настроению. Отзвуки далекого праздника бередили душу.
Пасечник встал с постели, ощупал ногу, прошелся по комнате с костылем — ничего страшного. А все эти врачи просто пуганые вороны и перестраховщики, наподобие Дерябина.
Они и Катьку запугали.
Из репродуктора доносились голоса, звуки гимна, овации, которыми слушатели провожали ораторов. Но так как репродуктор не приспособлен к трансляции аплодисментов тысяч человек, эти аплодисменты звучали как слитный гул, состоящий из шипения, треска и хрипа.
Пасечник надел пиджак, снова ощупал ногу, похлопал по ней ладонью, подбадривая себя, снова прошелся с костылем по комнате, стараясь не морщиться от боли, и направился к двери.
Дернул за ручку. Странно, но дверь заперта. Где же ключ? Ключа нет. Светится замочная скважина. Что за чертовщина?
Пасечник изо всех сил начал дубасить в дверь кулаком.
Тишина, все ушли.
Он начал злиться, но его осенило — это Катька у него такая догадливая и заботливая!
Беспомощный, удрученный, он сел на кровать и прислушался — отголоски праздника становились все заманчивей и настойчивей.
Пасечник вышел на балкон, осмотрелся, деловито ощупал веревку, на которой в несколько рядов висело белье. Подходящая веревка! На такой веревке — не белье сушить. Такая веревка может солидный груз держать. И высотёнка тут ерундовая, подумаешь, третий этаж! Белье потом досушится, ничего этому белью не сделается, если оно поваляется на кровати. А отвязать веревку, прикрепить ее конец мертвым узлом к перилам балкона — и вовсе пустяковое дело для такелажника. Он спустил веревку.
Ничего страшного — всего каких-нибудь двух метров до земли не хватает. Бросил вниз, на траву, костыль. Поначалу можно было подумать, что он это сделал в сердцах, но вслед за костылем полетел пиджак.
Пасечник перелез через перила и, не выпуская веревки, а лишь перебирая ее руками, вылез на карниз.
Одной рукой он держался за веревку, другой — обнимал водосточную трубу, цеплялся за ухваты, в которые заключена труба, а ставил ногу на выступ, на подоконник, на карниз балкона второго этажа.