Высшая ценность
Шрифт:
Я вырубился. Начисто. Провалился в сон и продрых без задних ног чуть не до полудня. Нехорошо. Ох как нехорошо.
А тут еще этот сон… Кстати, на это раз что-то новенькое. Такого я еще не видел. И на все сто уверен, что не хотел бы увидеть его вновь.
Эх, сны, сны — зеркала реальности… Раньше, до Дня Гнева, к ним относились как к чему-то несерьезному.
Изучали, анализировали, выстраивали цепочки предположений и домыслов, спрашивали друг друга: «А ты веришь в сны?» И снисходительно улыбались, услышав в
Сейчас все совсем иначе. Никто уже не улыбается, никто не кивает свысока. После столетий насмешек и осторожных попыток толкований сны наконец-то приняли всерьез. Даже более чем всерьез. Да и как иначе, если новейшая теология, которая после Дня Гнева моментально стала главнейшей наукой человечества, затмив занимавшую это почетное место доселе физику, считает вполне и недвусмысленно доказанным, что именно во сне человеку легче всего прикоснуться к высшим силам и увидеть мир их глазами?
Сны — это очень, очень серьезно. Посредством снов с нами общается Господь. Посредством снов нам шлет свои послания Люцифер.
Знать бы только, кто из них решил наградить меня сегодняшним кошмариком? И зачем?.. Впрочем, последний вопрос с повестки дня можно снять…
Что бы там не говорила церковь, у владык верхнего и нижнего миров все-таки есть некая общая черта: оба они больше всего на свете не любят, когда их спрашивают: «Зачем?» И карают за это беспощадно.
А что касается первого вопроса… Разве это для меня столь важно?
Лениво отщипывая и кидая в рот безвкусно-солоноватые крошки, я теребил переплетенную кожаными ремешками рукоять меча. А еще я думал.
Думал не о прошлом — нет смысла сожалеть о прошедшем, его все равно не изменить. И не о настоящем— оно мимолетно и по своей сути является всего лишь отвлеченным философским понятием. Нет. Я думал о будущем, о том, что принесет мне этот день.
Наверное, ничего, кроме очередных неприятностей…
Меня ищет церковь, меня жаждет заполучить инквизиция, по указке все тех же святых отцов меня выслеживает Управление. За что?.. Какая разница? Если поначалу я и не видел причины, то теперь-то уж точно повод найдется.
Я искоса взглянул на спокойно лежащий на пыльном столике тряпичный сверток. Поморщился, ощутив ползущее по комнате зловоние тьмы. Странно… Я уже почти не обращал на него внимания. Чувствовал, только если специально принюхивался.
Наверное, тьма уже настолько глубоко въелась в мою душу, что я уже ее не замечаю, как не замечают нечто ставшее привычным и обыденным. Не замечают до тех пор, пока это нечто вдруг не обернется своей новой, кошмарной стороной и не пожрет мое испуганно вопящее «я».
Печальная перспектива. Она стала неизбежностью после того, как я принял решение и взял в руки излучающий волны иномирового зла инструмент. Но, самое страшное, я об этом ничуть не сожалею. И, в конце концов, именно это отсутствие
Почему-то, даже после увиденного в глазах демона преддверья, меня это почти не пугало.
Может быть, потому, что в глубине души я до сих пор еще не могу поверить в реальность навалившегося на меня? Может быть, потому, что я, сам того не осознавая, все еще живу в полудетском, простом и понятном мире, где существуют четко разделяемые добро и зло?..
Что же мне делать? Господи, услышь меня… Подскажи. Направь.
Тишина. Абсолютная, давящая на нервы тишина в ответ. Всевышний, как и всегда, не отозвался на мои искренние молитвы.
И это хорошо. Потому что если бы я сейчас услышал беззвучно грохочущий в ушах голос создателя нашего… Вот тогда я бы по-настоящему испугался. И вероятно, решил бы, что у меня крыша поехала. Потому что другой вариант — тот, в котором Господь и в самом деле вдруг захотел со мной пообщаться — это гораздо страшнее. Во много-много раз страшнее.
Уж лучше быть сумасшедшим, чем слышащим глас Божий.
Что же мне делать, Господи?.. Только не отвечай!..
Одно ясно — в город мне сейчас соваться нельзя. Там меня ищут, там меня ждут. Единственное спасение— оставаться за городом, где у меня есть хоть какие-то шансы.
Вот только интересно, сколько я смогу продержаться вне периметра, безо всякой помощи, без отдыха, без пополнения запасов? Неделю? Месяц? Или, может быть, год?.. Нет, год — это навряд ли. Зима быстро расставит все по своим местам. Холод, снег и изголодавшаяся нечисть неизбежно до меня доберутся.
Впрочем, о чем я думаю? Какая зима?. Конец света наступит гораздо раньше… Или я надеюсь пережить второй День Гнева?
Смешно. Смешно и грустно.
Зачем? Зачем Ему все это?..
Можно, конечно, пойти и сдаться на милость белорясых, понадеяться на их прощение. Наказания, конечно, не избежать, но «кающихся да простят». А епитимью я отработаю. После этого работы в Управлении мне, конечно, не видать, как собственных ушей без зеркала. Ну и что? На истреблении нечисти да беготне по пустым улицам свет клином не сошелся. Тем более что света-то этого осталось недели на две — вряд ли больше.
Зачем?..
Есть и еще один вариант — самый, можно сказать, радикальный: уйти. Просто уйти. Не один же город Челябинск на свете остался. Есть еще и другие. Тот же Магнитогорск, к примеру, откуда к нам в город караванами везут металл. Миасс. Златоуст. Или, если брать подальше, Екатеринбург, Курган, Уфа. Можно уйти туда. Трудно будет, конечно. Но я дойду. Наверняка дойду. Ходят же как-то между городами сумасшедшие пилигримы-богомольцы. Бродят туда-сюда, вооруженные одним только окованным серебром посохом да словом Божьим. И ничего с ними не случается. Так неужели я не дойду?