Высшая жертва
Шрифт:
Больше всего в фотографии я люблю способность видеть вещи по-другому через объектив, переживать их по-другому. То, что обычно нельзя оценить невооруженным глазом.
Это напоминает вам о том, как велик мир и что, несмотря на катастрофы, которые он может таить в себе, на душевную боль, которую может причинить, где-то в этом безумии, которое мы называем жизнью, есть красота.
Только когда я подхожу к ручью, мои ноги подкашиваются, и я вспоминаю, как была здесь в последний раз.
С моей сестрой и Остином.
Только
Заикающийся смех Крисси разносится легким ветерком, освещая все ее существо, когда Остин несет ее к воде, опускаясь на колени, чтобы она могла прикоснуться к ней.
— Ка-а-к з-зд-о-о-ро-в-о-о, — говорит она, улыбаясь ему в ответ.
— Да. Хочешь искупаться? — дразнит он, делая вид, что бросает ее в воду.
Она визжит от смеха, цепляясь за его рубашку.
В конце концов, он проводит ее дальше по берегу, показывая разные камни и построенную до его переезда дамбу.
Я снимаю их на телефон, и сердце мое переполняется, когда я вижу, как любимый мужчина несет мою младшую сестру на своих сильных руках и показывает ей прекрасные уголки матушки-природы. Он не жалуется и даже не вспотел. Судя по улыбке на его лице, я бы сказала, что он наслаждается этим не меньше, чем Крисси. Мне остается только сдерживать радость, которую я испытываю в этот момент.
В итоге я выбираю место на траве и освобождаю корзину для пикника, которую мы собрали, прежде чем позвать ее к себе.
Остин усаживает Крисси между моих раздвинутых ног, ее спина упирается в мою грудь, и я крепко обнимаю ее, затем он занимает место позади меня, обнимая и сестру, и меня. Это самый совершенный момент в моей жизни, и я решаю, что должна его запечатлеть.
Переключая телефон в режим селфи, я поднимаю его вверх, достаточно высоко, чтобы в кадр попали мы все трое.
— Все говорят «сыр».
Улыбка моей сестры заполняет экран, а Остин поворачивает лицо, прижимаясь губами к моей щеке. Это момент, который не только навсегда запечатлен на фотографии, но и останется в моем сердце на всю оставшуюся жизнь.
Рядом со мной щебечет птица, вырывая меня из воспоминаний и возвращая в разрушительную реальность. Я опускаюсь на колени, слезы текут по лицу, сердце обливается кровью от тоски, хочется, чтобы у меня было еще несколько
Дыхание сбивается, агония режет грудь, и я чувствую, как меня снова затягивает в печаль. В один момент я теряюсь в своем отчаянии, а в следующий момент все меняется.
Солнце вдруг становится ярче, танцуя по моей коже и привлекая мое внимание. Поднимаю лицо и задыхаюсь от того, что вижу перед собой.
Радуга.
Прекрасная, неповторимая радуга, озаряющая все небо и трогающая мою душу так, как никогда прежде.
Поцелуй с небес.
— Крисси. — Ее имя слетает с моих губ самым мягким шепотом, и меня охватывает чувство безусловной любви.
— Зоуи! — обеспокоенный голос Остина врывается в этот момент, когда он мчится вперед, падая передо мной. Он обхватывает обеими руками мои испачканные слезами щеки, его обеспокоенные глаза смотрят на меня. — Что случилось? Ты ранена?
Я качаю головой.
— Что случилось?
— Я… — слова вертятся в голове, пока я думаю, как объяснить ему случившееся, но как объяснить нечто столь необычное, как это? Как объяснить необъяснимое? — Я думаю, что со мной все будет в порядке, — говорю ему я.
На его лице промелькнуло понимание, а затем его заполнило раскаяние.
— Все будет хорошо, малышка Зоуи. Я позабочусь об этом. — Он обнимает меня, прижимая к себе, и мы оба смотрим на радугу, а между нами воцаряется тишина.
Я делаю несколько снимков, но знаю, что фотография никогда не сможет передать этот момент. Ничто не сможет.
— Я думаю, она знала, — тихо говорю я Остину то, в чем еще не могла, признаться. — Я думаю, Крисси знала, что оставит меня.
Его губы успокаивающе касаются моего виска.
— Почему ты так говоришь?
Я пожимаю плечами.
— Просто некоторые вещи, которые она говорила и делала.
За последние несколько недель я прокручиваю в памяти некоторые моменты нашего последнего общения. Вспоминая ту ночь, когда она коснулась моего лица и сказала, что хочет, чтобы я была счастлива, в моем сердце поселилось чувство, которое я не хотела принимать.
— Я не хотела в это верить, — шепчу я. — Я знала, что она страдает, но все равно эгоистично хотела, чтобы она осталась.
— Ты любишь ее, Зоуи. В этом нет ничего эгоистичного.
Может быть, он и прав, но я не могу отделаться от чувства вины, думая, что она держалась так долго только ради меня. Она беспокоилась обо мне и хотела быть уверена, что я счастлива. И жертвовала собой ради меня, возможно, даже больше, чем я ради нее. С каждым ударом моего сердца осознание этого распространяется, и это то, что я не буду принимать как должное, больше не буду.
Последняя мысль заставляет меня сказать, что я буду делать дальше.