Выстрел из прошлого
Шрифт:
Вот и сейчас…
— Тесс, почему это ты не ешь пирог? — грозно осведомилась бабуля, глядя, как внучка разломила свой кусок пополам, потом еще пополам и так далее. Тесс была неприхотлива в еде, и мало что могло заставить ее отказаться от пирога, но на этот раз бабуля превзошла самое себя, вывалив поверх совершенно сырого теста содержимое упаковки с консервированными ананасами, которую даже не удосужилась разморозить.
Джудит кинула в сторону дочери грозный взгляд. Как будто Тесс нужно было напоминать неписаное правило, существовавшее для подобных семейных мероприятий: никаких объяснений, ни слова правды, которую бабуля могла бы счесть смертельным
— Ох, боюсь, я просто объелась, бабуля. Все было так вкусно!
— Ну, пока ты ковыряешься с пирогом, может, Джудит пока полюбуется своими подарками? Кому-нибудь налить еще кофе? Я могу сварить.
— Нет! — взвизгнула Джудит, в ужасе, что ее дражайшая матушка заставит их еще раз пройти через подобную пытку. — То есть… я хотела сказать… я сама сварю. Сиди, мама. Я знаю, где все стоит.
— Джудит снова поправилась, или мне кажется? — громогласно поинтересовалась бабуля, убедившись, что дочь скрылась на кухне. — Может, это просто платье такое?
«Кто бы говорил!» — возмутилась про себя Тесс, уныло ковыряя неаппетитный кусок пирога. Бабуля Вайнштейн принадлежала к тому типу тучных пожилых дам, чей рост уже сравнялся с объемом талии. Тесс часто гадала про себя, может, и ее со временем ожидает такая же участь, несмотря на те бесчисленные часы, которые она уделяет спорту. Во всяком случае, с каждым днем газеты все больше уверяли людей, что против наследственности, дескать, не попрешь. Генетика, мол, штука тонкая, а стало быть, старайся — не старайся, толку не будет.
— У тебя в последнее время просто на удивление цветущий вид, Тереза Эстер, — с лукавой усмешкой заметила бабуля.
Тесс передернуло — эпитеты, которые имела обыкновение употреблять бабуля, вонзались под кожу, словно шипы кактуса, и порой ранили сильнее, чем иные оскорбления. Она поежилась, чувствуя себя примерно так же, как в руках неумелого дилетанта, вздумавшего заняться акупунктурой.
— Тесс красивая девушка, — поддакнул дядя Дональд, как обычно, упустив подтекст бабулиной фразы. Забавная штука — ведь в те дни, когда он занимался политикой, от его внимания не ускользало ничего, будь то слово или мимоходом брошенный взгляд. Для дяди Дональда, например, было плевым делом заранее предсказать, каков будет вердикт, — достаточно было посмотреть, каким движением спикер вскидывает голову. Зато когда речь шла о собственной семье, он становился глух и слеп, умудряясь оставлять без внимания абсолютно все нюансы разговора. — Когда мы с ней шли по улице, я видел, каким взглядом провожают ее мужчины. Наверное, гадали, что такой старый гриб, как я, делает рядом с хорошенькой девушкой.
— Ф-ф-ф, — возмущенно фыркнула бабуля, на которую слова Дональда не произвели ни малейшего впечатления. — Женщина, довольная знаками внимания подобного рода, похожа на мозговую косточку — та небось тоже считает, что у собак благородные намерения. Все это чушь — главное, чтобы он надел тебе колечко на палец. Слышишь, Тесс?
Этого было достаточно, чтобы тетушка Сильвия сочла своим долгом тут же встрять в разговор.
— Так когда же мне доведется поплясать на твоей свадьбе, а, Тесси?
— Когда рак на горе свистнет.
Дебора послала ей улыбку поверх головы сына, двухлетнего малыша Сэмюэла, которого назвали так в честь папочки. В свои тридцать семь лет Дебора убила пять лет жизни и выбросила на ветер почти пятьдесят тысяч долларов, поскольку твердо вбила себе в голову — ее сын
— Ох, мама, да ведь Тесс из тех женщин, для которых главное — карьера, — лицемерно вступилась за двоюродную сестру Дебора. — Я слышала, ты открыла свое собственное дело на Батчерз-Хиллз. И как идут дела, Тесс?
— Великолепно! — Вторая половина дня выдалась на редкость отвратительной. Тесс с Искей обрыскали все окрестности в тех местах, где раньше жил Бил, в расчете на то, что кто-то из старожилов знает хоть что-то о Дестини, Трежере, Саламоне и Элдоне. Выяснилось, однако, что всем уже досконально известно, чьи интересы она представляет, при этом соседи успели твердо усвоить, что к полиции она не имеет ни малейшего отношения. Поэтому все, что она слышала в ответ на свои расспросы, было вежливое «да», «нет» и «до свидания». О нет, они были исключительно вежливы — просто не желали с ней говорить. До сих пор ей еще не доводилось чувствовать себя до такой степени «белой». Сказать по правде, до сегодняшнего дня Тесс казалось, что она обладает редким умением незаметно вытягивать из людей то, что ее интересовало. Однако сейчас ни ее открытая, дружелюбная манера, ни приветливая улыбка не производили ни малейшего впечатления. Даже Искей, обычно без труда покорявшей сердца всех, кто ее видел, не удалось разбить лед.
— Послушай, а тебе не боязно? Ну… я имею в виду, в таком районе?
— Он не так уж плох.
— Правда? А вот я на прошлой неделе прочла в газете, что какую-то проститутку обнаружили мертвой в Паттерсон-парке возле пагоды, причем она была избита и изуродована до неузнаваемости.
Ай да, старушка Дебора! Даже под пытками не сможет сказать, кто сейчас президент Соединенных Штатов, зато умудрилась разглядеть крохотную статейку в «Бикон лайт»!
— Черномазая? — влезла в разговор бабуля.
— Они не сказали.
— Они и не обязаны были это делать, — вмешалась Тесс. — В газетах вообще редко говорится о таких вещах, разве что это имеет значение для следствия…
— Значит, черная, — припечатала бабуля. — Ну и вот помяните мое слово, эта шлюха наверняка оставила после себя пятерых детей, которых нужно кормить. Вот куда идут налоги! — проворчала она.
Остальные, как по команде, принялись разглядывать потолок. Дядя Дональд тревожно кашлянул, но возразить не осмелился никто.
В дверь просунулась голова Джудит.
— Кофе готов. Поднимите руки, кому налить.
— Тереза Эстер, маленькая лентяйка, отправляйся на кухню и помоги матери, — скомандовала бабуля. — Как-никак, сегодня ее день рождения!
Как и во всем остальном, когда дело касалось бабули, вручение подарков производилось по старшинству. Первым это всегда делал дядя Спайк, хотя степень его родства всегда вызывала некоторое сомнение. Вайнштейны считали, что он, дескать, из Монаганов, а те, в свою очередь, с пеной у рта утверждали, что он, мол, чистокровный Вайнштейн. Дядя Спайк держал язык за зубами и продолжал морочить всем голову, сам же безмятежно посещал все без исключения семейные сборища. Пикантность ситуации состояла в том, что его, как правило, туда вообще не приглашали.