Выстрел, который снес крышу

Колычев Владимир Григорьевич

– Да, но меня из больницы помог вытянуть.

– Это все из-за Кати. Любил он ее, а она с Виктором загуляла.

– Думаю, Косынцева не посадят. А по тебе тюрьма плачет.

– Знаю.

Эльвира так низко склонила голову, что Павел испугался, как бы она не выехала на встречную полосу.

– Зачем ты меня с собой взяла?

– Я столько дров наломала, что, казалось бы, все равно, будешь ты жить или нет. Как говорится, одним больше, одним меньше… Но я к тебе привязалась. Нет, правда, привязалась.

Архипова подняла голову и уставилась на дорогу.

– Правда?

А что такое правда? Ты так запутала меня, что я не знаю, где правда, а где ложь. Слишком все просто получается. И с киллерами я справился, и убийцу Корчиной нашел, теперь вот ты мне во всем призналась. А завтра я проснусь в своей палате и узнаю от тебя, что все это было моим вымыслом.

– Кому, как не тебе, знать, насколько тонка грань между явью и больной иллюзией. И я это знаю, поэтому и затеяла этот эксперимент с тобой. Я и раньше экспериментировала, но ты особый случай. Ты угрожал мне, и я должна была тебя обмануть. А вышло, что я обманула саму себя. Ты думаешь, зачем я увезла тебя на море? Я правда поняла, что ты мой мужчина. Но Антон нас нашел. Он тоже мой мужчина, и он сильнее. Верней, мои чувства к нему были сильнее. Но и ты мне дорог. Я могла бы сдать тебя Антону, но отправила к себе в больницу. Мне казалось, что это единственное безопасное для нас место. Однако Антон все узнал, поэтому нам пришлось спасаться бегством. Он меня не простит. Теперь он будет охотиться не только за тобой, но и за мной.

– Поверить тебе может только сумасшедший, – мрачно усмехнулся Павел. – Но я и есть сумасшедший…

– Я тоже.

– Кто бы сомневался. Убить двух человек… А сколько их было до того?

– Я старалась обходиться без летальных исходов.

– Но ведь они были. А сколько искалеченных душ? Скольких людей ты загнала на овощные грядки? Или это не убийство?

– Я не хочу об этом говорить.

– А придется. Где Дарья? Что с ней?

– Она с Антоном.

– Зачем он ее прячет?

– Ее ищут, поэтому в стационаре ее держать опасно.

– Зачем в стационаре? Ее можно держать в доме, как послушную куклу. Она не убежит и слова против не скажет. Очень удобно, не правда ли?

– Но ты же не такой! Я же не пытаюсь превратить тебя в куклу. А ведь могла… Тупо бы ехал со мной, тупо смотрел бы в окно, тупо жевал бы ветчину. И никаких вопросов!

– А я тебе такой нужен?

– Нет. Не люблю тупых мужчин. И еще ты должен защищать меня.

Эльвира нагнулась и вынула из-под своего сиденья знакомую «беретту», а затем и глушитель к ней.

– Держи, это твое оружие. Если ты считаешь меня сукой, то лучше сразу застрели.

Павел осмотрел пистолет, вытащил и вставил обратно полную обойму. Накрутил на ствол глушитель, но патрон в ствол досылать не стал.

– Я считаю тебя сукой, – сказал он, чеканя каждое слово. – Но стрелять в тебя не буду.

– Почему? – дрогнувшим от волнения голосом спросила Эльвира.

– Потому что ты мой врач, – после некоторого раздумья сказал Торопов.

– Да, но ты не больной.

– Все равно, – пожал он плечами.

Если допустить, что Эльвира кается перед ним в реальном, а не иллюзорно-бредовом мире, то все равно он воспринимает ее как своего врача. Болен он или нет, эта установка красной линией перечеркивает его сознание. И даже если они снова окажутся в одной постели, он все равно, вольно или невольно, будет чувствовать себя ее пациентом.

– А потом, зачем я буду тебя убивать? Тебя судить надо. А я не судья. И тем более не палач. Могу предложить тебе суд твоей совести.

– Звучит заманчиво, – совсем не весело усмехнулась женщина.

– Но тогда тебе придется принимать галлюциногены.

– Зачем?

– Сначала к тебе придет Горуханов. За ним – Лена Корчина. Кто там еще на твоей совести?

– При чем здесь галлюциногены?

– Но ты же меня ими поила. Чтобы Маша ко мне являлась. Она – моя совесть, она меня судила, она же меня и казнила.

– Не было никаких галлюциногенов, – мотнула головой Эльвира. – Маша твоя к тебе и без них приходила.

– Может, скажешь, что последние три года я провел в психушке? – насторожился Торопов.

– Как было, так и скажу. Я тебя три года лечила. И Горуханова никакого не было. И Лены Корчиной. И Антона тоже.

– Ты это серьезно? – схватился за голову Павел.

Он уже не понимал, что происходит, он безнадежно запутался в двух измерениях, не зная, где реальное, а где иллюзорное.

– На самом деле я шучу, – глядя на Торопова в зеркало заднего вида, с виноватым видом вздохнула Эльвира. – И «Седьмая эра» была, и Горуханов, и Дарья… Все было. И мы с тобой скрываемся сейчас от Антона, который хочет нас найти. Но мне очень жаль, что я запутала тебя. Реальность стала для тебя болотом, а чтобы не сойти с ума, у человека под ногами должна быть твердая почва. Ты можешь сойти с ума. Сойти с ума по-настоящему. Этого я и боюсь. Поэтому ты должен быть со мной. Я врач, я не позволю тебе утонуть в болоте.

– Ты врач, – успокаиваясь, но все еще с дрожью в коленках кивнул Павел.

Он действительно мог сойти с ума. Или уже сошел. Так или иначе, Эльвира – его врач. И он должен ее слушаться, иначе бездна, иначе крах…

– И ты должен меня защищать, – сказала женщина.

Ее слова прозвучали для Павла как заклинание.

– Я буду тебя защищать.

– И жить мы будем вместе.

– Да, вместе. Только сначала Дарью надо спасти, – не очень уверенно сказал он.

– Я бы с удовольствием, но не знаю, где она.

– Ты же сама говорила, что Дарья с Антоном, – напомнил Павел.

– Да, но где сам Антон, я не знаю… Его люди вчера приезжали в больницу, мы сбежали от них. Но самого его там не было. И Дарьи тоже… Мне жаль эту женщину. Я виновата в том, что случилось с ней, и мне бы хотелось исправить свою ошибку. Но я не знаю, где она. А если бы знала, то не сунулась бы за ней. Поверь, Антон очень, очень опасен.

– Верю.

– Он уже пытался тебя убить.

– И не раз.

– Я знаю, ты смог справиться с его людьми. Поэтому и надеюсь на тебя…