Выстрел рикошетом
Шрифт:
– У тебя что-то стряслось?
Она перевела на меня взгляд. На некоторое время замерла, задумавшись, что-то разглядывая при этом на моей футболке:
– Нет. Вернее, всё нормально! Сегодня моя дочь, Джессика, выходит замуж... и вступает с этим браком в клан Кэдели.
Мысли в моей голове были скользкими и, одновременно, какими-то медленными. Я помнил Джессику. Упрямая девчонка, которая вытащила меня из задницы в САП. В моей голове не очень стыковался образ этой самой Джессики со словом "дочь", произнесённым голосом Лили. Но это было не важно. Не важным была и свадьба этой самой Джессики. Важным было только то, что моя девочка расстроена этой новостью.
– Тебя напрягает это?
Она
– Да. Наверное. Хотя она права, это её жизнь. А я когда-то обещала себе, что не буду вмешиваться в жизнь своих детей.
Я очень хотел быть внимательным:
– Ну, наверное, когда родитель хорошее желает, это и не плохо, что вмешивается?
Она помотала головой.
– Плохо! Я когда-то решила для себя, что плохо! Что дети достойны сами выбирать. Это очень сложно и больно, но... Твои родители ничего тебе никогда не навязывали?
Она передала мне бутылку, и я тоже глотнул. Приторно сладкий вкус прокатился по языку:
– Нет. Им было не до этого. Отец появлялся у меня раз в году. А в мои тринадцать пропал совсем. А мать... не знаю, вообще, была ли она у меня.
Моя солнечная девочка вздохнула, прижимаясь ко мне. В такие моменты мне казалось, что вот здесь и сейчас всё самое важное моей жизни, точка отсчёта. В этой волшебной девочке, в её искреннем желании обниматься, в том, что она рядом.
– А у меня были... До двадцати одного года у меня были и красавица мать, и очень серьёзный заботливый отец... Просто они были очень сильно уверены, что точно знают, что для меня лучше, как мне стоит прожить мою жизнь, кем стать... У меня был жених. Богатый и, вообще, правильный. Не думаю, что он любил меня, но выглядел влюблённым. И я тоже старательно ему улыбалась и флиртовала. Так было правильно. Это был правильный брак, по мнению наших родителей. Тогда в моей жизни, вообще, всё было правильным. Правильное образование, правильные мысли, правильные поступки... Точный план на всю жизнь, какие решения принимать, чему улыбаться, кого звать в гости, чего желать, кого любить...
Моя девочка перебирала маленькими пальчиками мои волосы и впервые за всё время нашего знакомства рассказывала о себе. Она сделала ещё глоток вина, замолкая.
– Джессика, от него? Ты разошлась с ним?
Она усмехнулась:
– Я с ним и не сходилась! Накануне свадьбы решила, что не смогу жить так, как они, и сбежала из дома. Послала всех в дальнее путешествие и выбрала свободу. А Джессика со мной случилась позже. Я полтора года была рабыней на пиратском корабле. Я много кем и много где побывала, прежде чем осела на Вебеке. Кто-то из тех отморозков мне её и сделал. По-моему, периодически, в ней даже видны пиратские гены, кровь свободных земель. Моя свобода далась мне очень недёшево. Но я уверена, что она того стоила!
Я тоже погладил её по волосам:
– Думаешь, она делает ошибку?
– Да! И нет... Я уверена, что связываться с Кэдели ошибка. Но, с другой стороны, думаю, моя мать мой побег и всё, что было дальше, тоже несомненно сочтёт глупостью. А для меня это было самое правильное решение! Так что моя дочь права - это её жизнь.
– Тогда, может, и не о чем грузиться? Джессика не показалась мне наивной девочкой. Такие упорством камни точат.
Лили смешно фыркнула, снова протянула мне вина:
– Ты тёплый.
– Потом потёрлась щекой о мою грудь.
– Только Джессике не рассказывай всё это. Не знаю, зачем тебе рассказала. Но ей не надо знать...
Райсель:
Я очень старался. Мама писала, что во мне есть силы, принять свою жизнь, как она есть. Что я обязан следовать пути мужчин своего рода и находить во всём происходящем хорошее. Всегда! Тем более что вот чего, чего, а недостатка творчества в моей жизни сейчас точно не было.
Просто вокруг меня был совсем другой мир. Мир, где я считался уже взрослым, абсолютно независимым, равным. Здесь на Вебеке, вообще, не учитывали творческую натуру мужчины. Напросившись поработать с голубой глиной, я на полный восьмичасовой рабочий день встал к печи. Никаких скидок! Никого, вообще, не интересовало, что и когда я ел. Вместе со своим наставником я ходил в кафе обедать и ещё покупал себе печенье. Здесь не работали диетические карты, не было трансляции, и люди вокруг меня частенько нарушали правила.
Мужчины здесь, как будто специально, старались казаться грубыми. А женщины немыслимо ярко красились, а в вопросе одежды, кажется, могли надеть на себя, вообще, всё, что угодно. Здесь, вообще, было много ярких цветов. Одежды, городской рекламы... Этот город был значительно меньше столицы Фриды, но поражал своим шумом, спешностью и каким-то витающим в воздухе лёгким сумасшествием.
Периодически меня до дрожи пугала мысль, что моя жена может вернуться сюда на совсем. Передать фирму в САП полностью в руки управляющего и снова жить здесь. Она ведь уже раньше жила здесь. Эта мысль нагоняла на меня панику. Я с трудом брал себя в руки, и твердил, что надо видеть хорошее.
Оно тоже было. Здесь, на Вебеке, я попал в мастерские дизайнера Лили, и она с удовольствием позволила постажироваться мне там с разными техниками и материалами. Я учился у настоящих профессионалов. Осваивал собственными руками интереснейшие техники у лучших мастеров. А ещё, на Вебеке все, без исключения, уважительно обращались ко мне - фале...
На неделю мы вернулись в САП. Здесь нас ждал новый дом. Ждала моя новая собственная мастерская, с трансляцией, посреди которой так и стояла накрытая полотном незаконченная картина для фале Деминаля. Ждала мама, которая твердила, что я должен видеть плюсы моей другой жизни. Быть благодарным директору Джессике и богам за возможность жить публичной жизнью. Что я должен не жалеть усилий. Я собирался поговорить с ней, рассказать, что не даёт мне покоя, объяснить... но так и не решился.
Вчера мы вернулись на Вебек. Нас ждал важный день. Моя жена заключала рейтинговый брак.
Она шагнула из гардеробной комнаты совсем другая. Яркая, как взрыв сверхновой. Это платье, косметика на её лице, тонкие высокие и, казалось, очень неустойчивые туфли делали её какой-то нереальной. Ритуальные костюмы создаются, чтобы придавать церемонии глубину и контрастность, усиливать восприятие, но здесь... Она сочетала в себе Меву - в ярком алом цвете играющей ткани, подведённых глазах, сделавших взгляд острее, острых каблуках... и Цуе, вся модель платья как будто бы подчёркивала в ней детородную роль женщины, выделяла и увеличивала грудь, делала зрительно шире бёдра. Это было шокирующе, но в то же время, в этом было какое-то откровение. В директоре Джессике было много Мевы, но это не делало и Цуе в ней слабой. И тот, и другой дух были в ней очень сильны. И именно это означает быть настоящей сильной женщиной.
Крисар держал её за руку. Он тоже смотрелся слепяще ярким, но к его контрастности я, кажется, уже привык. Мистер Ардуан поспешил восхититься:
– Ты ослепительна, золотко. Они решат, что я потерял разум, приглашая в род столь ослепительную женщину. Ты их удивишь и очаруешь.
В этом мире были странные понятия о хороших комплиментах. Женщин здесь было принято хвалить за красоту. Причём, красоту природную, не подчёркивая заслуги их собственного вкуса или усердия в создании своего облика. Просто "красивая". Хотя, именно сейчас, я был согласен с мистером Ардуаном, в случае эпитета "ослепительная".